относительности разрешает (по крайней мере в принципе) обгонять время. Вот как о так называемом «парадоксе близнецов» говорит творец теории относительности Альберт Эйнштейн: «Если бы поместить живой организм в коробку то можно было бы достичь того, что этот организм после сколь угодно длинных полетов, сколь угодно мало изменившийся, снова возвратился бы на свое первоначальное место, в то время как совершенно такие же организмы, остававшиеся в покое на первоначальных местах, давно дали место новым поколениям. Для двигавшегося организма продолжительное время путешествия было одним моментом в том случае, если движение происходило со скоростью, близкой к скорости света». Коробка с живым организмом, это, конечно, ракета с космонавтами. Экипаж такого сверхскоростного корабля, вернувшись на землю и попав в будущее, так в нем и останется навсегда, не сможет вернуться в свое родное время. Это единственная возможность путешествовать по времени, которая лишена логических противоречий и поэтому вполне может претендовать на звание научной.

Ситуация, в которую попадают космические путешественники, сохранившие свою молодость, когда их сверстники на земле постарели или уже умерли, угадана в старой легенде о монахе, который забрел далеко в лес, услышал соловьиное пение, насладился трелью и побрел обратно. Но в монастыре его никто не узнал, так как он. Отсутствовал полвека, и только один глубокий старик, его бывший товарищ, опознал вернувшегося.

Чтобы резче подчеркнуть изменения, которые происходят вокруг, писатели XIX века заставляли иногда своих героев засыпать на долгий срок (например, Рип ван Винкль В.Ирвинга или Поток-богатырь А.К.Толстого).

Теперь фантастика пользуется рекомендациями самого Эйнштейна. После слушания космических соловьев возвращаются космопроходцы на родную планету, которую они не узнают и на которой их никто не ждет люди не считают в живых экипаж давным-давно стартовавшего звездолета. Этим почти одинаковым приемом начинаются два романа, которые первоначально и назывались почти одинаково «Возвращение на землю» Станислава Лема и «Возвращение» братьев Стругацких. (В новом издании Стругацкие назвали свой роман «Полдень. XXII век»). Но за первой главой сходство кончается А. и Б.Стругацкие, иные книги которых вызывали споры и разногласия, написали одно из самых ясных произведений. Собственно, это просто цикл новелл о прекрасном и светлом завтрашнем дне. Космонавты, застрявшие в космосе из-за аварии, нечто подобное и ожидали увидеть, поэтому они могут восхищаться увиденным, но поводов для потрясения у них нет.

Совсем другое дело космолетчики Лема. Они никак не ожидали застать тот страшный мир, который ожидал их на Земле, и тем более страшный, что люди, живущие в нем, считают его вполне нормальным, более того, они сами его создали. Впрочем, внешне это очень благополучный и респектабельный мир, в котором никто ни в чем не нуждается.

«Возвращение со звезд» в чем-то схоже с «Концом вечности». И тут, и там люди, затевая грандиозные научные эксперименты над человечеством, руководствовались самыми лучшими побуждениями, обычно фраза продолжается так «и не их вина…». К сожалению, это неверно, вина как раз их, хотя, конечно, они могли не предусмотреть конкретных последствий, к которым привела «бетризация» — мозговая операция, проделанная над всеми людьми. Она должна была лишить человека агрессивных инстинктов, но одновременно с этим лишила его воли и интереса к жизни, он стал незлобивым, довольным собой, травоядным. Зачем, например, нужны те же самые космические полеты, зачем куда-то стремиться, когда и на земле хорошо?

Люди из другого времени, близкие нам по психологии космонавты не смогли понять и принять этот мир. И они снова уходят в просторы Вселенной на своем старом корабле, теперь уже навсегда, потому что возвращаться им некуда.

Снова в самой резкой, может быть, даже излишне резкой форме заявляется будьте поосторожней с плодами научно-технического прогресса, как бы потом не пожалеть!

* * *

Как можно узнать из научных книг, время бывает абсолютным, релятивистским, звездным, гравитационным, маятниковым, физическим, универсальным, симметричным, асимметричным, цикличным, индивидуальным, биологическим, математическим, космическим и т. д. Какое же из этих многочисленных времен нас интересует больше всего?

Загадкой и природой времени занимались крупнейшие мыслители и крупнейшие ученые. В числе гипотез, которые были выдвинуты при продолжительном обсуждении этого вопроса, были и такие, которые далеко оставляют за собой самые смелые из фантастических книг. Например, Больцман (а вслед за ним и другие) предположил, что во Вселенной могут быть районы, в которых течение времени противоположно нашему, хотя они, надо думать, отделены от нас невообразимыми пустыми пространствами. С нашей точки зрения, в таких местах следствие предшествует причине, рана — выстрелу, суд — преступлению, смерть — рождению, здесь как бы осуществилась выдумка Люиса Кэролла, у которого Белая королева лучше всего «помнила» события, которые произойдут на будущей неделе. Разумеется, с «их» позиций, подобные нелепицы происходят в нашем мире.

Мотив встречного времени иногда используется и в фантастике. В рассказе «Забавный случай с Бэнджамином Баттоном» Скотта Фитцджеральда, например, рождается старичок, который с каждым днем все молодеет, молодеет. Но как бы порой ни были забавны подобные выдумки, не к ним нужно призывать авторов научно-фантастических книг. Нас интересует художественное отражение времени, в котором мы живем. Еще Аристотель высказал мысль, что в отсутствие души время не будет существовать. Современная наука опровергла эту идеалистическую точку зрения. Время — это не порождение человеческого сознания, а неотъемлемое свойство движущейся материи. Но, пожалуй, в области художественной литературы точка зрения Аристотеля должна быть признана непререкаемой, без «души», без человеческого наполнения, время не может и не должно становиться предметом беллетристических упражнений над ним, ибо единственное, к чему они обычно приводят, — это к его потере.