по-детски.
— Ой, дед… — с трудом выговорила она. — Ой, спасибо! А… ты что? Чего ты — такие слова?
— Так ведь старый я, — усмехнулся Иванихин. — Помирать пора, вот я тебе и завещаю: живи, Ксения!
— Ты так не шути, дед!
Он и опомниться не успел, а внучка уже висела у него на шее, и за шиворот Иванихину капали горячие слезы.
«Ну вот, — отстраненно подумал он. — Есть все-таки человек, для которого я что-то значу… значил».
— Ладно, медвежонок, не реви, — детское прозвище привычно легло на язык, и Иванихин неловкой ладонью провел по внучкиным волосам. — Лучше помоги мне встать. И знаешь что? Вызови такси. Мне тут надо кой-куда съездить.
— У тебя сердце — встрепенулась Ксения. — Не езди сейчас. Или — я с тобой!
— Исключено, — резко и почти зло бросил Иванихин. — Туда я поеду один.
Он отпустил такси и медленно побрел через пустырь. Оказывается, было лето. Бурьян зеленел и цвел. Жужжали пчелы. Горьковато-медовый запах облаком висел над землей. На полдороги Иванихин остановился и огляделся. Он знал, что на этот раз ему не встретится никто посторонний. Сколько бы он ни простоял здесь, на середине пути. Потому что клиентам его категории положено давать время на размышления. Чтобы убедиться в окончательности решения. — С самого начала, — громко сказал Иванихин, — надо было все делать не так. Совсем не так! Никто на его слова, понятное дело, не отозвался. Иванихин покачал головой, задумавшись, сколько же людей — сотен, тысяч, миллионов людей — произносили эти фразы до него. Не нашел ответа и отмахнулся от мысли, как от пчелы. Еще одна мысль, глупая, суетная, мелькнула у него, когда Иванихин уже поднимался по ступенькам к двери «Приемного пункта». Он подумал, что мог бы, наверное, попытаться выручить еще немного денег за остаток своей жизни. Договориться, чтобы деньги каким-то образом переслали Ксюхе — ну, скажем, к окончанию института или, там, ко дню свадьбы… Усмехнувшись, Иванихин снова покачал головой. Он знал, что это невозможно. Последний взнос предназначен совсем для другого. Он вообще очень многое знал теперь, на пороге. Дверь открылась бесшумно. Внутри была кромешная тьма. Иванихин помедлил еще мгновение, вдохнул в последний раз медово-терпкий запах жизни и шагнул внутрь. Туда, где его ждала Она. Та, с которой клиенты его категории не торгуются.
Он отпустил такси и медленно побрел через пустырь. Оказывается, было лето. Бурьян зеленел и цвел. Жужжали пчелы. Горьковато-медовый запах облаком висел над землей. На полдороги Иванихин остановился и огляделся. Он знал, что на этот раз ему не встретится никто посторонний. Сколько бы он ни простоял здесь, на середине пути. Потому что клиентам его категории положено давать время на размышления. Чтобы убедиться в окончательности решения. — С самого начала, — громко сказал Иванихин, — надо было все делать не так. Совсем не так! Никто на его слова, понятное дело, не отозвался. Иванихин покачал головой, задумавшись, сколько же людей — сотен, тысяч, миллионов людей — произносили эти фразы до него. Не нашел ответа и отмахнулся от мысли, как от пчелы. Еще одна мысль, глупая, суетная, мелькнула у него, когда Иванихин уже поднимался по ступенькам к двери «Приемного пункта». Он подумал, что мог бы, наверное, попытаться выручить еще немного денег за остаток своей жизни. Договориться, чтобы деньги каким-то образом переслали Ксюхе — ну, скажем, к окончанию института или, там, ко дню свадьбы… Усмехнувшись, Иванихин снова покачал головой. Он знал, что это невозможно. Последний взнос предназначен совсем для другого. Он вообще очень многое знал теперь, на пороге. Дверь открылась бесшумно. Внутри была кромешная тьма. Иванихин помедлил еще мгновение, вдохнул в последний раз медово-терпкий запах жизни и шагнул внутрь. Туда, где его ждала Она. Та, с которой клиенты его категории не торгуются.