форм и идеальных пропорций. Синие бездонные глаза слегка печального разреза, не без основания скрывающиеся то и дело за длинными пушистыми ресницами (слишком много, по-видимому, мог привлечь внимания взгляд этих глаз, брошенный прямо и пристально). Бледная кожа лица и черные тени под глазами наводили на мысль о том, что этот человек либо слишком много времени проводит в тени и темноте, либо смертельно болен. Тонкие длинные пальцы холеных рук поигрывали бокалом с шампанским. На безымянном пальце правой руки сверкал огромный сапфир в почти неразличимой оправе. Гибкая худощавая фигура его была затянута во все черное, лишь несколько мелких алмазов, вшитых в ткань пуловера, подмигивали таким живым и озорным блеском, что мысль о подделке убегала сама собой, оставляя безмерное удивление этим человеком, небрежно инкрустированном драгоценностями, которому явно не место в этом дешёвом демократическом баре. Саша машинально огляделся вокруг, интуитивно надеясь отыскать его телохранителя. Но ничего похожего не обнаружил.

Молодой человек еще раз улыбнулся и кивнул несколько ошарашенному Саше.

– Я вижу. Вы удивлены? - его голос был мягким, спокойным, несколько томным. Саша совершенно, смутился и пробормотал: «Признаюсь, очень».

Тут вновь материализовался кондиционированный официант с заказом, и на столе как кинозвезда на экране появилась бутылка невероятно дорогого импортного коньяку в сопровождении принца Лимона мелкими дольками. Молодой человек взял бутылку, девственность которой была предупредительно нарушена тут же исчезнувшим официантом, и наклонил узкое горлышко к сашиному бокалу: «Позвольте, я вам налью. Надеюсь, вы пьете эту марку?» Саша некоторое время оторопело следил, как густая драгоценная жидкость нехотя наполняет недостойный ее благородства простой стеклянный стаканчик, наконец справился с собой и заговорил: «Но, простите. Вы меня, наверное, с кем-то спутали. Я с Вами совершенно незнаком, уверяю Вас!» Саша все больше чувствовал себя инопланетянином, попавшим в чужую летающую тарелку. На его родной планете за этот коньяк можно было купить рабочую неделю четырех таких, как он, простых гуманоидов. Молодой человек рассмеялся весело и совершенно беззлобно.

– Если дело только за тем, что мы незнакомы, тогда разрешите представиться - Ян Карлович Понятовский. для Вас - просто Ян.

Саше ничего не оставалось сделать, как назвать себя, пожать протянутую к нему холодную безжизненную руку.

– А теперь давайте выпьем, - сказал Ян, наливая и себе. - Уверяю Вас, что это очень хороший коньяк. А потом, если хотите, я Вам все объясню.

Коньяк - слов не было - оказался действительно очень хорошим, Саша понял это после первого же глотка. Медленно потягивая золотисто-каштановую жидкость, он смотрел на молча улыбавшегося Яна. «Совсем ты, Александр, пропал, - думал он. - Сидишь в простом кабаке с каким-то невероятным незнакомцем в брильянтах и пьешь его баснословный (даже на валюту) коньяк. Шел бы ты отсюда, пока при памяти». И он уже совсем решился уйти, даже приподнялся было, но… снова сел на место. От человека напротив веяло таким спокойствием, таким умиротворением, да и коньяк разливал волшебное тепло по всему телу и начинал действовать так обезоруживающе, что он улыбнулся в ответ человеку в черном и подумал: «Здесь пахнет приключением. А почему бы но провести хоть раз в жизни вот такой необычный вечер в обществе необычного человека? А удрать, если что, я всегда успею». Совершив таким образом главную в подобных ситуациях ошибку, он окончательно успокоился. Ян пододвинул ему пачку сигарет «Кент» и закурил сам.

– Понимаете ли, Саша… Объяснить, почему я пригласил именно Вас за свой столик, мне будет так же трудно, как Вам ответить на вопрос, зачем Вы остались, а не ушли, как хотели это сделать минуту назад. Нет, я не читаю мыслей, просто все ваши побуждения тут же отражаются у Вас на лице. Давайте еще выпьем. За знакомство. И, если Вы не против, перейдем на «ты». Так будет проще.

Они снова выпили, Ян подцепил на вилку дольку лимона. Саша последовал его примеру, Ян закурил новую сигарету и откинулся на спинку стула.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать два.

– Студент?

Да, истфак заканчиваю.

– А мне уже двадцать семь, - вздохнул Ян. - Розовая юность осталась позади, наступила суровая молодость.

Воцарилось неловкое молчание. Мог бы пролететь тихий ангел, но они здесь, по-видимому, не летали. Ян еще налил себе коньяку до краев и залпом выпил. Саша тоже опрокинул рюмочку и неловко попытался утешить Яна: «Двадцать семь - это еще не предел».

– Не предел, говоришь? - Ян криво усмехнулся. - А вот это еще как сказать! Ладно, по будем о грустном. Давай лучше еще выпьем.

– А не достаточно ли?

– Да ну, я только начал!

И Ян снова наполнил бокалы. Саша отсалютовал в ответ на его «будем», проглотил что-то уж больно ласковый на этот раз дринк, взял лимонину и тут его осенило: «Слушай, а ты не тот ли самый Понятовский?…»

– А если тот? - голос Яна вдруг сделался ледяным, - это что-нибудь изменит?

Саша был удивлен. В последнее время местные газеты превозносили доктора Понятовского как «восходящее светило - онкологии и прочили ему грядущую всемирную славу, упоминая, что он нелюдим, холост и весьма скромен в быту. В сашином воображении рисовалось нечто совершенно отличное от того, что он имел пород глазами.

– Это что-нибудь изменит? - повторил Ян. - Или врачу запрещено сидеть в кабачке?

– Нет, я просто хотел узнать…

– Что делает в этом баре «восходящее светило онкологии»? Объясняю: сидит и пьет коньяк. - Понятовский довольно рассмеялся.

– Но вернемся к нашим баранам… Черт, бутылка совсем пустая. Алеша! Повтори, сударь мой, по полной программе, - в пьяных глазах его сверкнул огонек.

– Я так и не объяснил, почему я назвал тебя тем, кого я ждал. А-а, вот и коньячок. Разливай, Алеша… Можешь быть свободен… как Остров Свободы.

Он пьяно хихикнул, а Саша туманно подумал о том, что некоторые не так уж пьяны, как хотят казаться и что кое-кому не мешало бы на это обратить внимание… И пока он пытался сообразить, к кому именно относятся эти мысли, Ян наклонился к нему через столик и заговорил, глядя своим странным взглядом прямо Саше в глаза: «Понимаешь ли, Александэр… В этом баре я бываю каждый год. И именно в этот день. Даже если меня нет - ни один завсегдатай сегодня не сядет сюда, будь он хоть родным братом старшему бармену. Никто, слышишь, никто! не садится сюда… если я этого но захочу. Сегодняшний вечер - первое исключение за последние годы. Ты - первый человек, который пришелся мне по душе за все это время.

– Но почему?!

– Видишь ли… Вот уже четвертый год, как я вернулся в родной город.