Вместо этого я вооружилась ярко-красными туфлями Louboutin, купленными в честь выпуска, и помадой NARS оттенка Inappropriate Red. Мои длинные волнистые волосы уложены мягкими локонами, спадающими по спине. Платье, разумеется, красное.

Только не синее.

Не сапфировое.

Собравшись с духом, я выезжаю с парковки и направляюсь к дому доктора Чена, где проходит встреча. В общем чате с интернами шутили о возможных «испытаниях посвящения», но Алеша Липтон поговорила с одним из второго года. Говорят, всё ограничится алкоголем, дружескими беседами и разговорами про женские органы — неотъемлемая часть общения гинекологов.

Лично я ещё не встречалась со своими соинтернами, но по переписке кажется, что мы должны хорошо поладить.

Припарковавшись на углу между подъездом и синим внедорожником, я обхватываю живот, когда нервное волнение снова накрывает меня волной.

Дом — уютный коттедж с теплыми огоньками в окнах. Старые деревья окружают двор, с одной стороны возвышается аккуратная кирпичная труба. Возле лестницы растёт японский клён. Я на мгновение касаюсь его багровых листьев рукой.

Стук в дверь, наверное, теряется в общем шуме — никто не открывает. Собравшись с духом, я сама захожу внутрь. Комната полна людей. Первому, кого я вижу, я дарю натянутую улыбку. Это симпатичный шатен с широкой улыбкой в розовой футболке. На груди красуется мультяшная матка с накачанными бицепсами, под ней надпись: Broterus (*Broterus — это шуточное слово, объединяющее слова «bro» (братан) и «uterus» (матка), символизирующее мужскую солидарность среди врачей-гинекологов.).

Я моргаю, с трудом сдерживая смешок.

Парень усмехается.

— Захватывающе, да? — Протягивает руку. — Я Ашер, третий год.

— Привет. Я Грейс.

Он оглядывается за моё плечо, словно кого-то ищет.

— Ты одна?

— Да, сама по себе.

Его взгляд задерживается на моём лице.

— Значит, ты одна из интернов? Грейс?

Я улыбаюсь.

— Грейс Роуз.

Его глаза вспыхивают.

— А, так ты не под настоящим именем?

— Если могу этого избежать, то да.

Он смеётся и кивает в сторону кухни.

— Давай я принесу тебе выпить. Что хочешь?

— Ой. Эм. Вино, пожалуйста.

— Красное или белое?

Я показываю на своё платье.

— Красное, конечно.

Он исчезает в толпе, весело бросив через плечо.

— Конечно.

Кухня и гостиная забиты народом. Фальшивый кирпичный пол создаёт тосканское настроение, а мраморные столешницы и встроенные шкафы намекают на достаток.

Я ловлю взгляды нескольких человек, улыбаюсь каждому, но никто не спешит втянуть меня в разговор. Побродив по комнате, я разглядываю деревянные балки на потолке, пока не сталкиваюсь грудью с чьим-то локтем.

Капли чего-то холодного попадают на мою щиколотку, и я морщусь. Только не туфли...

Я опускаю взгляд на пластиковый стакан с остатками напитка, зажатый в самой красивой руке, которую я когда-либо видела.

Смуглая, тонкая, с длинными пальцами.

Утончённая.

Глупо, конечно, находить в этом что-то привлекательное.

Но когда я перевожу взгляд на его владельца, по коже пробегает жар. Он высокий, тёмноволосый, с тёмными глазами и острыми, словно стекло, скулами.

Он улыбается, ямочки появляются на щеках, а у глаз — добрые морщинки.

— Привет.

Часть моего волнения отступает.

— Привет. Прости. Кажется, я надела твой напиток.

Его тёмный взгляд скользит по моей щиколотке вверх по ноге, и я буквально чувствую этот взгляд на коже.

Жарко здесь, да?

— Ничего страшного, — говорит он. — Хотя, думаю, я испортил твои туфли.

Я стону, глядя на пятно на шёлковом банте.

— Я любила эти туфли.

Он виновато улыбается.

— Могу облить и второй, чтобы было симметрично.

— Правда? Ты бы так ради меня постарался?

— Всё для тебя, э-э... — Он вопросительно поднимает брови, явно ожидая имя.

— Грейс.

Он протягивает руку, улыбаясь.

— Джулиан. Губитель туфель. Только, пожалуйста, не рассказывай об этом моей сестре. Если она узнает, что я угробил такие каблуки, больше не заговорит со мной.

Я смеюсь.

— Твоё секрет надёжно со мной. Подожди... Ты Джулиан Сантини?

Его улыбка гаснет, рука опускается.

— Ты слышала обо мне?

Я широко улыбаюсь.

— Конечно. Я выучила имена всех интернов. Ты — Джулиан Сантини. В письме было сказано, что ты учился в LECOM (*LECOM — это сокращение от Lake Erie College of Osteopathic Medicine, одного из крупнейших в США колледжей остеопатической медицины, который готовит врачей по программам DO (Doctor of Osteopathic Medicine), стоматологии, фармации и медицинского образования.)?

— В кампусе Брэйдентон. — Его тёмные брови хмурятся. — Ты тоже интерн? Ты сказала, что тебя зовут Грейс?

Я неловко хихикаю, щеки пылают.

— Ну... Я по второму имени. Родители — хиппи. Назвали меня Сапфир.

Его улыбка тут же исчезает. Всё его тело напрягается, он выпрямляется.

— Ты Сапфир Роуз?

— Э-э... да. — Я отступаю на шаг.

Он усмехается, голос становится резким, почти холодным.

— Ну конечно.

Моё сердце сжимается от его тона.

— Ну конечно что?

— Ничего. Забудь. Отличное платье, кстати. С туфлями сочетается. Прости за это. — Он поднимает почти пустой стакан и разворачивается. — Мне нужно пополнить запасы...

Толпа поглощает его, прежде чем он заканчивает фразу.

В шоке я оглядываюсь, встречаясь с вежливыми улыбками нескольких незнакомцев, которые тут же отворачиваются к своим разговорам.

Он... он ушёл? Почему?

Комок тревоги в груди сжимается ещё сильнее, подступая к глазам. Я натягиваю улыбку и пробираюсь через кухню, проходя мимо Ашера с бокалом в руке. Поднимаю палец, чтобы он не пошёл за мной, и выскальзываю в столовую, а оттуда — на пустую террасу.

Возле стола с ингредиентами для сморов пылает костёр. Я прохожу мимо, обходя дом, и прислоняюсь к тёплой кирпичной стене.

Пара слёз скатывается по щекам, и я торопливо стираю их, пытаясь справиться с чувством одиночества и обиды. Что это вообще было?

Где-то рядом открывается дверь, и до меня доносятся голоса гостей. Я съёживаюсь в тени сбоку от дома.

— Доктор Левайн сегодня жжёт, — говорит женский голос.

Ему отвечает задумчивый мужской.

— Три года думал об этом, но теперь уверен — он с женой свингеры.

Следуют сдавленные смешки.

— Она как-то раз ко мне подкатывала на вечеринке, — говорит ещё один мужской голос.

— Заткнись, — басовито отзывается второй, в голосе которого слышится явный сарказм.

— Что стало с той в красном платье, Сантини? Думал, у меня появился шанс, а она поговорила с тобой и исчезла.

— Это была