- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (62) »
соответствующего своей работе.
— Этот человек потрясающе вразумителен и т.д., — сказал я Джоку.
— Ну. Мне там счас показалось, что он отхватил ухо тому второму мудаку.
— Нет, Джок, не Палло. Кент Уолтон.
— Ну? А по мне так Палло.
— Не принимай близко к сердцу, Джок.
— Как скажьте, мистер Чарли.
Превосходная была программа: все подонки жульничали бесстыже, рефери поймать их за этим занятием никак не удавалось, но хорошие парни всегда побеждали, напрягши пресс в последнюю минуту. Кроме схватки Палло, само собой. Масса удовлетворения. Удовлетворительно было и размышлять о тех умненьких молоденьких бобби-карьеристах, что в эту самую минуту проверяют все полотна Тернера в Национальной галерее. А в Национальной галерее Тернеров очень много. Мартленд был достаточно сообразителен, чтобы осознать: я не стал бы так неубедительно шутить лишь для того, чтобы его подразнить. И потому перевернуть следовало каждого Тернера. И за одним из полотен, все всякого сомнения, отыщется заткнутый конверт. А внутри — опять же, вне всякого сомнения, — люди Мартленда обнаружат одну из этих фотографий.
Когда закончилась последняя схватка — на сей раз драматичным «бостонским захватом», — мы с Джоком выпили виски, что по борцовским вечерам стало у нас традицией. «Красный Плюмаж Делюкс» мне и «Джонни Уокер» ему. Джок его предпочитает; кроме того, он сознает свое место в жизни. К тому времени мы, конечно, уже отклеили крохотный микрофон, который Мартленд небрежно забыл под сиденьем моего «фотёй». (В кресле сидел Джок, стало быть, микрофон бесспорно отразил, помимо борьбы, еще и некоторые вульгарные звуки.) С редкой фантазией Джок опустил жучка в широкий бокал, затем добавил воды и таблетку «алка-зельцера». После чего неудержимо расхихикался — жуткое зрелище и звуковые эффекты.
— Держи себя в руках, Джок, — сказал я, — ибо нам предстоит работа. Кве ходи нон эст, эрас эрит, [9] что означает: завтра, примерно в полдень, я рассчитываю оказаться арестованным. Произойти это должно в Парке, если возможно, чтобы я мог устроить сцену, буде сочту это уместным. Непосредственно после чего эту квартиру обыщут. Тебя здесь быть не должно, и с тобой здесь не должно быть сам-знаешь-чего. Вложи в обивку жесткого верха, как и раньше, поставь жесткий верх на «эм-джи-би» и отгони к Спинозе на техобслуживание. Убедись, что видишь перед собой мистера Спинозу лично. Будь там ровно в восемь. Понял?
— Ну, мистер Чарли.
С этими словами он проковылял к себе в спальню на другой стороне холла, откуда я еще долго слышал его довольные хихиканье и флатуленцию. Спальня у него аккуратная, меблирована просто, полна свежего воздуха: именно такой хочется видеть спальню сына-бойскаута. На стене висит сводная таблица Знаков отличия и званий Британской армии; на тумбочке у кровати — фотопортрет Ширли Темпл [10] в рамочке; на комоде — модель галеона, не вполне завершенная, и тщательно выровненная стопка журналов «Моторный цикл». Мне кажется, в качестве лосьона после бритья Джок пользуется хвойным дезинфектантом.
Моя же спальня — довольно верная реконструкция рабочего места недешевой шлюхи периода Директории. [11] Для меня она полна очаровательных воспоминаний, но вас — мужественного британского читателя — наверняка бы стошнило. Ну-ну.
Я погрузился в счастливый бессновиденческий сон, ибо ничто не сравнится с вольной борьбой в очищении разума жалостью и ужасом; это единственный ментальный катарсис, заслуживающий своего имени. Да и не бывает сна слаще сна неправедного.
То была ночь среды, и никто меня не разбудил.
Никто не разбудил меня до десяти часов прекрасного летнего утра, когда ко мне вошел Джок — с чаем и канарейкой, распевавшей до самозабвения, как с ней это обычно и бывает. Я пожелал доброго утра обоим: Джок предпочитает, чтобы я приветствовал канарейку, а настолько мелкая услуга ничего не стоит. — Ах, — добавил я, — старое доброе успокоительное, «улунг» или «лапсанг»! — Э? — Принеси-ка мне трость, мои наижелтейшие туфли и старый зеленый «хомбург», — не отпускал цитату я. — Ибо я отправляюсь в Парк кружиться в буколических танцах. [12] — Э? — О, не обращай внимания, Джок. Это во мне говорит Бертрам Вустер. — Как скажьте, мистер Чарли. Мне часто мнится, что Джоку стоит заняться сквошем. Из него выйдет отличная стена. — Ты отогнал «эм-джи-би», Джок? — Ну. — Хорошо. Все в порядке? — Разумеется, глупый вопрос и, разумеется, я немедленно за него поплатился. — Ну. Только, э-э... самь-знайте-что никак не влезала под обивку, пришлось по краям немного подрезать, ну, самь понимайте. — Ты подрезал сам ты что не может быть Джок... — Ладно, мистер Чарли, это шутка у меня была такая. — Так, хорошо, Джок. Велли-коллепно. Мистер Спиноза что-нибудь сказал? — Ну. Неприличное слово. — Н-да, я так и думал. — Ну. Я приступил к своему каждодневному «шреклихь-кяйт» [13] вставания. С периодической помощью Джока я осмотрительно отрывался от душа в пользу бритвы, от декседрина в пользу невыносимого выбора галстука; и в безопасности прибыл сорок минут спустя к самым рубежам завтрака — единственного заслуживающего такого названия, завтрака «шмино»: [14] огромной чаше кофе, изукрашенной кружевом, фестонами и филигранью рома. Я проснулся. Меня не тошнило. Сонная улитка всползла на терн — хотя бы так. [15] — Мне кажется, у нас нет зеленого «хомбурга», мистер Чарли. — Это ничего, Джок. — Могу послать девочку привратника в «Локс», если желайте. — Нет, это ничего, Джок. — Она сбегает за полкроны. — Не надо, это ничего, Джок. — Как скажьте, мистер Чарли. — Тебя не должно быть в квартире через десять минут, Джок. И здесь лучше не оставаться ни оружию, ни чему подобному, разумеется. Вся сигнализация включена и замкнута. «Фото-Рекорда» заряжена пленкой и поставлена на взвод. Сам знаешь. — Ну, знаю. — «Ну», — подтвердил я, установив дополнительный набор кавычек вокруг этого слова; вот такой уж я вербальный сноб. Стало быть, представьте себе эдакого дородного
ГЛАВА ВТОРАЯ
Я — человек, пред вами я стою: Пусть зверь я, что ж — по-зверьи мне и жить! Имей я хвост и когти, человек Бесхвостый был бы господин, а так Пусть обезьяны хвост себе стригут И прикрывают лядвия себе, — Я же, подобный льву, не изменю Того, что сотворил со мной Господь.. Все меблируют логова свои — А я соломе свежей буду рад.«Апология епископа Блуграма»
Никто не разбудил меня до десяти часов прекрасного летнего утра, когда ко мне вошел Джок — с чаем и канарейкой, распевавшей до самозабвения, как с ней это обычно и бывает. Я пожелал доброго утра обоим: Джок предпочитает, чтобы я приветствовал канарейку, а настолько мелкая услуга ничего не стоит. — Ах, — добавил я, — старое доброе успокоительное, «улунг» или «лапсанг»! — Э? — Принеси-ка мне трость, мои наижелтейшие туфли и старый зеленый «хомбург», — не отпускал цитату я. — Ибо я отправляюсь в Парк кружиться в буколических танцах. [12] — Э? — О, не обращай внимания, Джок. Это во мне говорит Бертрам Вустер. — Как скажьте, мистер Чарли. Мне часто мнится, что Джоку стоит заняться сквошем. Из него выйдет отличная стена. — Ты отогнал «эм-джи-би», Джок? — Ну. — Хорошо. Все в порядке? — Разумеется, глупый вопрос и, разумеется, я немедленно за него поплатился. — Ну. Только, э-э... самь-знайте-что никак не влезала под обивку, пришлось по краям немного подрезать, ну, самь понимайте. — Ты подрезал сам ты что не может быть Джок... — Ладно, мистер Чарли, это шутка у меня была такая. — Так, хорошо, Джок. Велли-коллепно. Мистер Спиноза что-нибудь сказал? — Ну. Неприличное слово. — Н-да, я так и думал. — Ну. Я приступил к своему каждодневному «шреклихь-кяйт» [13] вставания. С периодической помощью Джока я осмотрительно отрывался от душа в пользу бритвы, от декседрина в пользу невыносимого выбора галстука; и в безопасности прибыл сорок минут спустя к самым рубежам завтрака — единственного заслуживающего такого названия, завтрака «шмино»: [14] огромной чаше кофе, изукрашенной кружевом, фестонами и филигранью рома. Я проснулся. Меня не тошнило. Сонная улитка всползла на терн — хотя бы так. [15] — Мне кажется, у нас нет зеленого «хомбурга», мистер Чарли. — Это ничего, Джок. — Могу послать девочку привратника в «Локс», если желайте. — Нет, это ничего, Джок. — Она сбегает за полкроны. — Не надо, это ничего, Джок. — Как скажьте, мистер Чарли. — Тебя не должно быть в квартире через десять минут, Джок. И здесь лучше не оставаться ни оружию, ни чему подобному, разумеется. Вся сигнализация включена и замкнута. «Фото-Рекорда» заряжена пленкой и поставлена на взвод. Сам знаешь. — Ну, знаю. — «Ну», — подтвердил я, установив дополнительный набор кавычек вокруг этого слова; вот такой уж я вербальный сноб. Стало быть, представьте себе эдакого дородного
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (62) »