насупилась.

Но, признаюсь, тот первый разговор с профессором все же заронил в мою душу сомнения. На моем пути к волкам меня ожидали неодолимые трудности. Чтобы изучать волков, нужно было ехать на практику в тундру или в Сибирь, потому что у нас волк давно стал редким зверем. А если он и забредал в наши леса случайно, то его немедленно отстреливали. И никто не брался стать моим научным руководителем по этой теме. В общем, не сложилось у меня с волками. Я изучала численность и распределение утиных на водохранилище. Волки сидели тихонько в душе, словно первая нерастраченная или несчастная любовь… Увы, реальная жизнь складывалась как-то по-другому. То же самое случилось и со второй моей мечтой — работать в заповеднике. Когда на третьем курсе я вышла замуж за музыканта и у меня родился сын, мечтать о том, чтобы уехать в тайгу на Дальний Восток или в туркменскую пустыню, было невозможно. Мои родители всеми силами отговаривали меня от неразумного шага. Мой муж Радик, который играл на саксофоне в известном джазовом оркестре, недоумевал. Это, естественно, было бы для него просто дико. Что делать, я пожертвовала своей мечтой ради семьи. А моя любовь к волкам осталась.

Жить в городе и быть поближе к животным и, главное, к волкам, можно было, лишь работая в зоопарке. И меня распределили в зоопарк. В общем-то мне нравилось здесь. К этому моменту мы с Радиком уже успели развестись. Его совсем закрутила гастрольная жизнь. Многие мои прежние друзья-биологи давно уже разъехались кто куда, по разным заповедникам. Ну а я с трехлетним сыном так и не смогла решиться на столь серьезный шаг. Меня затянула, как болото, городская жизнь. Я забыла о своих путешествиях и экспедициях. Каждое утро, я отводила Руслана в садик и бежала на работу. Зоопарк встречал меня знакомой разноголосицей звуков. Один день был похож на другой. Сначала обязательно на кормокухню, проверить суточные рационы кормления. Потом директор опять попросит меня куда-нибудь «сбегать» и что-нибудь «выбить». Считалось, что у меня это получается лучше всех.

Тот день тоже начался как обычно. На кормокухне, в темном закутке, где хранились продукты, я натолкнулась на зоотехника Марата. Мы учились на одном курсе, а знакомы были еще раньше — по школе. Марат с чем-то возился в темном углу. Он стоял, наклонившись, спиной ко мне, и я совершенно не могла понять, что же он делает. Я бы, наверное, и не обратила бы на все это никакого внимания, если бы не странные звуки. Сначала я услышала всплеск воды в ведре, еле различимый писк, потом еще всплеск… Я с любопытством и с почему-то гулко забившимся сердцем глянула через плечо Марата.

— Господи… — вырвалось у меня, — Ты что, Марат?!

— Отойди, пожалуйста, не мешай! — зло и в то же время как-то испуганно ответил он. Он явно не ожидал, что я окажусь рядом. Он вел себя так, как будто был пойман на месте преступления.

— Нет, подожди! Что ты делаешь?!

— Не видишь, что ли, топлю волчат!

— Но зачем? Как это так!?

— Мы каждый год топим. Куда их девать, никто не покупает! Отойди, ну! Думаешь, мне самому легко?!

В руках у Марата перебирал короткими розоватыми лапками последний волчонок. Мешок уже валялся в стороне. У меня сжалось сердце. Неожиданно для себя и для Марата, я выхватила волчонка из его рук.

— Ты что, Элька, спятила?! Давай его сюда! — зашипел Марат.

Но я прижала к себе крошечный живой комочек.

— Не дам. Маратик, отдай его мне, все равно же топить. Ну жалко ведь! Я охотнику знакомому отдам, никто ничего не узнает.

— Ты тут не командуй, это не твое дело, давай сюда быстро! — Марат выглядел очень сердитым и растерянным. Но я уже знала, что ни за что не отдам ему волчонка.

— Ты знаешь меня, Марат, не отдам и все, и плевать мне, пусть наказывают, увольняют! Что, забыл, как мы с тобой в одной дружине бегали за браконьерами?

— Да уж, — усмехнулся Марат, — Тебя и твой несносный характерец я знаю. Ну и черт с тобой! Только никому не говори. Мне его тоже жалко. — Марат опустил глаза.

— Спасибо! Век не забуду!

— Ладно, повезло серому, значит. Ты бы видела, что волки вытворяли, когда мы их забирали…

Когда я перевернула волчонка на спину, он недовольно закряхтел, перебирая лапками в воздухе. Это была волчица. У нее был розовый, надутый, как шар, теплый животик и короткий смешной хвостик.

— Волчица, — кивнул Марат, — Ну смотри, никому ни слова!

II. ДВА ДЕТЕНЫША

В этот день я ушла с работы раньше обычного. Волчонок лежал в моей большой и глубокой сумке, и я, стоя в переполненном автобусе, лихорадочно соображала, чем и как я буду кормить это слепое, беспомощное создание. О том, что будет, когда волчонок подрастет, и куда я его дену, или как мы будем жить с ним, — я старалась пока не думать.

Я накупила детских смесей и молока, по дороге, у магазина нашла большую картонную коробку. Дома я долго рылась на кухне, пытаясь отыскать бутылочку с соской; я знала, что где-то она у меня оставалась еще с тех пор, когда Руслан был грудным.

Но волчонка ничему не пришлось учить. Сначала крошечная волчица вцепилась беззубыми, но сильными челюстями мне в палец, а когда почувствовала во рту соску- принялась сосать с жадным кряхтением, захлебываясь и чихая. С одинаковой жадностью она высосала и «Детолакт», и молоко, раздулась, как шар, отчего ее лапки сделались еще короче и мгновенно затихла, беззаботно заснув.

Она была похожа на кого угодно, но только не на волка. Скорее всего — на маленького енота. Я погладила упругое тельце и вспомнила, сколько сил у меня ушло когда-то, прежде чем я научила сосать из соски двухнедельного щенка овчарки.

Когда я взглянула на часы, то просто ужаснулась. С этими заботами я совершенно позабыла о сыне и опоздала в садик!

Еще издали я увидела своего Руслана. Почти всех детей уже разобрали. Он с воспитательницей Раей и двумя девочками стоял у разрисованной веранды и что-то рассказывал, размахивая руками. Наконец и он увидел меня, его серьезно-озабоченное лицо осветилось радостью:

— Аника! — он бросился было ко мне, но остановился, произнес торопливо, как их учили в группе: — Раиса Саидовна, можно домой?

— Можно, можно, — улыбнулась та.

Букву «р» Руслан все еще не выговаривал и у него получалось: «Лаиса». Мне очень нравилось, что сын называет меня «аникой». «Мама» по-татарски — «ани», ну а я стала «аникой». Других татарских слов мой сын, увы, не знал.

Мы возвращались по привычной, изо дня в день повторяющейся дороге домой. И как всегда Руслан всю дорогу задавал бесконечные вопросы:

— Аник, а почему ты так долго? А как там в зоопарке мишка? Аник, а почему балконы синие?

— Руслан, — серьезно сказала я, — сегодня