Эдмонд Гамильтон Сборник ранних произведений

^{© Edmond Hamilton}

^{Период 1926–1928 гг}

© Переводы Лебедева Евгения Михайловича

Чудовищный бог Мамурта

^{The Monster-God of Mamurth, 1926}

Он пришёл из погрузившейся в ночь пустыни; спотыкаясь, шагнул в круг света нашего костерка и тут же рухнул на песок. Мы с Митчеллом вскочили, вскрикнув от изумления, ведь одинокие пешие странники — необычное зрелище для пустынь Северной Африки.

Первые несколько минут, пока мы возились с ним, я думал, мужчина вот-вот умрёт, однако постепенно его удалось привести в чувство. Митчелл держал кружку с водой у потрескавшихся губ незнакомца, при одном взгляде на которого становилось ясно: долго ему не протянуть. Одежда путника превратилась в лохмотья, а кожа на руках и коленях была буквально содрана — судя по всему, он долго полз по пескам.

Так что, когда бедняга слабым жестом попросил ещё воды, я исполнил эту просьбу, хоть и понимал, что время его, в любом случае, на исходе. Вскоре он заговорил слабым каркающим голосом.

— Я один, — сказал умирающий, отвечая на первый наш вопрос, — больше там некого искать. Вы двое, кто вы? Торговцы? Так и думал. Нет, я археолог. Охотник за минувшим. — На мгновение голос его прервался. — Раскрывать мёртвые тайны — не всегда к добру. Некоторым вещам лучше оставаться в прошлом.

Странник заметил взгляд, которым мы с Митчеллом обменялись.

— Нет, я не безумец, — произнёс он. — Выслушайте меня, я всё расскажу. Но запомните, оба, — убеждал мужчина так пылко, что даже сел, — держитесь подальше от пустыни Игиди. Не забывайте об этом. Меня тоже предупреждали, но я не придал значения. И угодил в ад… В ад! Впрочем, начну с самого начала.

Имя моё теперь не имеет значения. Я покинул Могадор более года назад и, пройдя предгорьями Атласского хребта, направился в пустыню в надежде отыскать какие-нибудь карфагенские руины, которые, как известно, разбросаны по пескам Северной Африки.

Я провёл в поисках несколько месяцев, странствуя от одной убогой арабской деревушки к другой: сегодня у оазиса, а назавтра — далеко в белой неизведанной пустыне. Чем дальше я углублялся в дикие края, тем чаще встречал искомые развалины: крошащиеся останки храмов и крепостей — почти уничтоженные реликвии той эпохи, когда Карфаген, могучий город-крепость, являлся сердцем империи, охватившей всю Северную Африку. А потом на поверхности огромного каменного блока обнаружилось то, что и направило меня в сторону Игиди.

Та надпись, выполненная на искажённом финикийском диалекте, рассказывала о торговцах из Карфагена, и была достаточно коротка, поэтому я запомнил её и могу повторить слово в слово. Буквально в ней говорилось следующее:

«Купцы, не ходите в город Мамурт, что лежит за перевалом. Ибо я, Сан Драбат из Карфагена, в месяц Эшмуна вместе с четырьмя спутниками вошёл в сей город для торговли, а на третью ночь нашего там пребывания явились жрецы и схватили моих товарищей; мне же удалось скрыться. Компаньонов моих принесли в жертву злому божеству города, что обитает там с начала времён и для которого волхвы Мамурта построили величественный храм — подобного не сыскать нигде на земле. В нём народ Мамурта поклоняется своему богу. Я сбежал из города и оставил здесь это предостережение для любого, кто соберётся направить свои стопы в Мамурт, навстречу смерти».

Вероятно, вы можете представить, какой эффект произвели на меня те древние письмена. Я наткнулся на единственный след города, несохранившегося в людской памяти; на последний оставшийся на поверхности обломок цивилизации, канувшей в океан времени. И я считал вполне вероятным существование подобного города. Что мы вообще знаем о Карфагене, кроме нескольких имён и названий? Ни один город, ни одна цивилизация, существовавшие когда-либо, не исчезали с лица земли столь бесследно. Римлянин Сципион стёр в порошок все храмы и дворцы Карфагена, а землю вспахал и посыпал солью — и над пустыней, где некогда вздымалась столица великой империи, воспарили победоносные орлы Рима.

Глыбу с надписью я нашёл на окраине одного из жалких арабских поселений, в котором и попытался нанять проводника. Но никто не согласился. Я отчётливо видел перевал — просто щель меж возвышавшихся лазурных скал. На самом деле меня отделяли от него многие мили: свет пустыни обладал обманчивыми оптическими свойствами, а потому казалось, будто перевал совсем близко. Без труда отыскал я на своих картах ту горную гряду, оказавшуюся меньшим отрогом Атласского хребта. Пространство за ним обозначалось: «Пустыня Игиди». Больше из карт не удалось почерпнуть ничего. Единственное, в чём точно не приходилось сомневаться, так это в том, что по другую сторону перевала раскинулась пустыня, и, отправляясь туда, следовало захватить с собой достаточно припасов.

Однако арабы знали больше! Я сулил бедолагам награду, которая должна была казаться им сказочным богатством, и всё же ни один не пожелал отправиться со мной, когда я говорил, куда собираюсь. Там никто никогда не бывал; мало того, местные старались особо не углубляться в пустыню в том направлении. Область по другую сторону гор воспринималась всеми не иначе как пристанищем дьяволов и излюбленным местом злобных джиннов.

Понимая, сколь глубоко в аборигенах укоренились суеверия, я более не пытался переубедить их и отправился в путь в одиночку. Мои припасы и воду несли два тощих верблюда. Три дня плёлся я по пустыне под палящим солнцем, а наутро четвёртого достиг перевала.

* * *

Прежде всего, перевал оказался всего лишь узкой расщелиной, чьё дно к тому же загромождали большущие валуны, превратившие проход сквозь горы в долгую, изнурительную работу. Скалы по бокам возносились на такую высоту, что пространство между ними представлялось обителью теней, шорохов и полумрака. Было уже далеко за полдень, когда я наконец миновал ущелье — и на мгновение остолбенел: по другую сторону перевала пустыня сбегала вниз, в огромную чашу; и в центре этой чаши, на расстоянии примерно двух миль от того места, где я стоял, сияли белизной руины Мамурта.

Помню, что был совершенно спокоен, когда преодолевал отделявшую меня от развалин пару миль. Я настолько не сомневался в существовании города, что испытал бы гораздо более сильное потрясение, не обнаружив руин, чем когда узрел их.

От выхода из ущелья виднелась лишь однородная масса белых обломков, но чем ближе я подходил, тем отчётливее вырисовывались некоторые из них: крошащиеся блоки, стены и колонны. Песок тоже не стоял на месте, и почти полностью похоронил некоторые участки развалин, в то