баб-Маруся. — И дому пригляд. Оно правильно, да токмо…

Баб-Маруся призадумалась и пожевала губами. Глянула на меня с сомнением.

— Что такое, баб-Марусь, никак не гожусь в соседи? — засмеялся я.

— Годишься, чего ж. Помню я тебя, маленького ешшо, как к Верке приезжали. Постреленок, да умненький все же. Молодой ты больно, Вить, для мест наших. А тут у нас… Хм. Как бы чего не вышло… — бабка хмурилась и смотрела в сторону.

— Думаете, сопьюсь? — догадался я. — Так я ж не жить сюда, от города отдохнуть только. Да и райцентр близко, вроде не так бедово у вас.

— Да я не об том, — вздохнула баб-Маруся. — Ить ладно, чего я тебе голову морочу. Стариковское это все. Напридумываем себе… — она встала, опираясь на палку, и поковыляла вдоль палисадника к своему дому. Потом остановилась и оглянулась.

— С бабками не болтай особо-то, неча, — озадачила она меня назиданием. — У нас тут свои порядки, деревенски. Так оно тебе самому спокойней будет.

— И вам здоровья, — пробормотал я себе под нос, удивленно провожая её взглядом. С бабками не болтать, значит. Никак, дедки тут ревнивые.

Не спеша проделав все шпингалетно-замочные ритуалы в обратном порядке, я сел в машину и поехал за Светой. Пока ехал по тряской улице старой части Речиц, мне на глаза попалась ровно одна бабка. Я задумчиво задержал на ней взгляд, проезжая мимо. Бабка как бабка. Дурит баб-Маруся на старости лет.

Переезд прошел без сучка и задоринки, кровати в спаленках были опробованы и признаны безумно мягкими и скрипучими. Холодильник, довольный тем, что о нём вспомнили, холодил, как демон — неосторожно оставленное у задней стенки молоко за ночь смерзалось в непригодный к употреблению кирпич. Тихий деревенский быт был просто оглушающе спокойным после городской суеты. Животик у Светы только начинал намечаться, беременность протекала спокойно, смена обстановки неожиданно сильно сказалась на постельной жизни, так что петухов по утрам мы не слышали. Печку растапливали вполсилы: во-первых, не было необходимости, во-вторых, рядом с ней стоял аппарат АГВ. Да и в закутке с унитазом становилось жарковато. Так что по вечерам в подтопке уютно потрескивала пара поленьев, не больше.

Кроме скрипа кроватей, мы со Светой занимались тем, на что никогда не хватало времени в городе. Читали, смотрели кино на ноуте, заблаговременно напичканном с торрентов, торчали в неспешном интернете, просто гуляли по деревне и окрестностям. За огородами журчала небольшая речушка, шагов десять в ширину, с дощатым мостиком, а за ней, через дорогу, лесок. Тихая сельская пастораль.

Баб-Маруся временами заглядывала на чай с пирогами, которые, с переменным успехом, пекла в газовой духовке Света, болтала о том, о сем, расспрашивала о жизни в городе, о родителях, но чаще всего дома были только мы вдвоем. Временами мы могли просто подолгу лежать, обнявшись, смотреть, как в солнечном луче пляшут мерцающие пылинки, слушать, как поскрипывает вокруг нас старый дом, словно потягиваясь на солнце. Это дремотное ощущение деревенской летней тишины трудно передать словами и уж тем более трудно объяснить его прелесть тем, кто предпочитает активный отдых. Но нам двоим было там безумно хорошо. Время бежало, животик рос, деревня нам не надоедала, плановые осмотры проходили спокойно.

Казалось бы, что могло пойти не так?

Была уже ранняя осень, но погода стояла теплая и солнечная. Трава перед домом опять вымахала, и я, проснувшись поутру, решил привести «газон» в порядок. Старую дедовскую косу из сарая я давно уже наточил и освоил, так что теперь мерно взмахивал ей, наслаждаясь терпким запахом травяного сока, когда сзади раздался надтреснутый голос:

— Здрав будь, добрый молодец.

Я озадаченно оглянулся и увидел остановившуюся у двора бабку. Хотя — как бабку. Женщина была, очевидно, очень пожилой, но не согбенной и ветхой, как большинство здешних. В её осанке было что-то сильное, упругое, почти молодое. Притягательное. Я сморгнул, и улыбнулся. Голову напекло, что ли, на бабушек заглядываюсь.

— И вам поздорову, государыня, — в тон ей ответил я, отвесив поясной поклон. — Как вас звать-величать?

— Озорник, — засмеялась бабка. — А я думаю, ктой-та тут такой красивый, да с косой, ну прям как в молодости моей. Антонина Петровна я, баб-Тоня, значица. А тебя што-т не припомню.

— Витя, — представился я. — Виктор, то есть. Олегович. И я вас тут не видел, хотя все лето с женой живем.

— А я в деревню редко захаживаю, на отшибе живу. Покой люблю — лукаво улыбнулась баба Тоня, по-молодому мазнув по мне зелёным взглядом. — Гостей, однако ж, с порога не гоню. Заглядывай в гости-то, Витя.

— Ты с кем болтаешь? — из ворот вышла сонная Света, придерживая рукой животик. — Я проснулась, а тебя нет, не разбудил даже. Здравствуйте.

— Доброго здоровичка, — кивнула новая знакомая, с интересом глядя на Свету. — Поздравленья мои будущим родителям. Как девочку называть думаете?

— А откуда вы знаете, что девочка? — удивилась Света.

— Деточку. Деточку, говорю я, как назовете?

— Фу ты, — улыбнулась жена. — Не проснулась ещё, простите. Думаем пока. Ты закончил? — она взяла меня под локоть и слегка потянула. — Пойдем домой.

— Да, я все, — я вдруг почувствовал странную тревогу и напряженность, разлитую в воздухе.

— Идем. До свидания, — сказал я как можно вежливее, чтобы наш уход не выглядел таким явным побегом от надоедливой бабки.

— До свидания, до свидания, — закивала баба Тоня, провожая нас взглядом. — Берегите себя-то.

— Обязательно, — поддакнул я, закрывая ворота.

— Кто это? — зашептала Света, когда мы зашли в дом.

— Да откуда мне знать, бабка какая-то. Живёт, говорит на отшибе одна, вот и хочется язык почесать, наверное. Ты чего? — я заметил, что Света зябко ежится, поглаживая животик.

— Не знаю. Не по себе как-то стало. Смотрит так… Будто просвечивает. Слышал, как она про девочку сказала?

— Да, мне тоже показалось, что «девочку».

— Да не показалось! Не такая уж я сонная. Откуда она про неё знает?

— Угадала просто, — успокоил я жену. — Не накручивай себя. Тут можно ляпнуть наобум — шанс угадать один к двум, немаленький.

— Неприятная бабка, — вздохнула она. — Хорошо, что на отшибе живёт.

Мы посмеялись, но смутное беспокойство у меня в душе все равно осталось. Нет, нет, да припоминалась необычно статная бабкина фигура у двора и не по-стариковски игривый голос: «Заглядывай в гости-то, Витя». С катушек съехала на старости лет?

Несколько дней спустя, наводя порядок в заросшем прогаре, я увидел за забором соседку, и, поздоровавшись, решил навести справки.

— Баб-Марусь, а что за Антонина Петровна у