глазах? — растерянно переспросила Анеле. — Зрачки. Радужная оболочка.
— Нет, не оболочка, — у Линаса вдруг закружилась голова. — У тебя… У тебя в глазах сама радуга. Янтарная радуга!.. Постой, янтарной радуги не бывает. Но, клянусь, вот она, у тебя в глазах. И еще в них…
— Что?!
— Золотые волны. Нет, это, наверное, волны твоих волос. Мне кажется, я плыву в них… Глупости, как можно плыть в волосах? Извини, я должен присесть, эти волны, они… У меня… У меня танцует земля под ногами.
— Линас… Она правда танцует? — ахнула Анеле. — Это что же, не у меня одной?
— Осталось всего пять капель, — сказал Линас растерянно. Анеле сидела у него на коленях, тесно прижавшись и уткнувшись носом в шею. Ветер заплетал солнечные лучи в россыпи медно-рыжих прядей. — И у меня всего пять. Что мы будем делать, когда они закончатся, милый? — Не знаю. Возможно, мне удастся продать трактат «О свойствах эликсира названием любовь». Я сейчас работаю над главой «О полихромных закатах». Или, может быть, мы продадим твою картину? Картина Анеле называлась «Танцующая земля», и был на ней изображен худощавый юноша со спутанными волосами, ухватившийся за дугу янтарной радуги, чтобы не упасть, потому что земля катилась волнами у него под ногами. — А если ни трактат, ни картину не купят? Как мы будем жить, милый? — Воры говорят, что очень скверно, когда кончается удача. Арбалетчики — что когда нет больше мужества, надо умирать. Казначеев изгоняют с позором, когда у них исчезает честность. Нам будет очень нелегко, когда закончится любовь. Может быть, мы не сумеем больше жить без нее. Раньше я бы сказал: какая разница, буду ли я жить завтра? А сейчас не могу.
Старый Гвидас думать не думал, что заморскую диковину вдруг начнут раскупать. Куда там — отрывать с руками. Хихикающие девицы, решительные юнцы, почтенные матроны, бравые жуиры — кто только ни подходил к нему, когда торговец вновь появился в Городе. Люди безропотно выкладывали монеты и уносили склянки с «особым состоянием души». — И что вы все такие падкие до этого средства?.. — ворчал себе под нос Гвидас, отмеряя двадцать капель студенту-теологу в форменной шапочке. — Это всё философский трактат Линаса Юрониса, — принял риторический вопрос на свой счет покупатель. — Оказывается, эликсир вызывает состояние души, сравнимое с эйфорией. — Ну, вам виднее, — хмыкнул в бороду Гвидас. Хмыканье хмыканьем, но в следующий раз половину лотка торговец отвел под заморское снадобье. И что же? За любовью обратились человек пять от силы. Зато десяток других пытались набить Гвидасу физиономию, требуя вернуть деньги за проданную пустышку. — Ну что, прощелыга, распродал свою заморскую диковину? — хохотнул начальник стражи, когда Гвидас покидал Город. — Смеешься? Нет уж, впредь я с этой ерундой связываться не стану…
— Земля больше не танцует… — шмыгнула носом Анеле, сидя на краю письменного стола. — Да, милая. Все бренно, все заканчивается, — ответил со вздохом Линас. — Нам придется как-то жить дальше, без любви. — Да… Линас, а может быть, поедем на взморье? Я заканчиваю картину «Птицы без неба». Поедем, милый, если ее продадим?..
Прошло семь лет. На картину «Птицы без неба» не нашлось покупателей. Она так и висит на стене в спальне, и когда Анеле с Линасом просыпаются, навстречу им летит из безнебья журавлиный клин. Честность и неподкупность подорожали, так что судьям и казначеям пришлось подтянуть ремни. Мужество осталось в прежней цене, а вольномыслие и мудрость подешевели, поэтому философам стало жить вольготней, и спрос на трактаты значительно вырос. Работы Линаса «Одноразовые снадобья как плацебо» и «Шарлатанство названием любовь» разошлись хорошо. Анеле и Линас часто бродят, взявшись за руки, по ночному парку, но земля больше не танцует у них под ногами. Когда Линас заплетает в рыжие кудри Анеле полевые цветы, его уже не захлестывает волнами. И янтарная радуга не появляется у Анеле в глазах, когда она, запрокинув голову и положив руки на плечи Линасу, смотрит ему в лицо. Однажды Анеле шепнула по секрету Лайме, что земля танцевала, но та подняла ее на смех, и с тех пор Анеле об этом помалкивает. А Линас работает над новым трактатом, называющимся «О метаморфозах». В нем этот сумасброд уверяет, что любовь вопреки всему была! Но не ушла, а всего лишь превратилась… Недавно у Линаса закончилось вольномыслие, и он пока не сочинил — во что.
©https://www.sibogni.ru/content/mezhmire
— Осталось всего пять капель, — сказал Линас растерянно. Анеле сидела у него на коленях, тесно прижавшись и уткнувшись носом в шею. Ветер заплетал солнечные лучи в россыпи медно-рыжих прядей. — И у меня всего пять. Что мы будем делать, когда они закончатся, милый? — Не знаю. Возможно, мне удастся продать трактат «О свойствах эликсира названием любовь». Я сейчас работаю над главой «О полихромных закатах». Или, может быть, мы продадим твою картину? Картина Анеле называлась «Танцующая земля», и был на ней изображен худощавый юноша со спутанными волосами, ухватившийся за дугу янтарной радуги, чтобы не упасть, потому что земля катилась волнами у него под ногами. — А если ни трактат, ни картину не купят? Как мы будем жить, милый? — Воры говорят, что очень скверно, когда кончается удача. Арбалетчики — что когда нет больше мужества, надо умирать. Казначеев изгоняют с позором, когда у них исчезает честность. Нам будет очень нелегко, когда закончится любовь. Может быть, мы не сумеем больше жить без нее. Раньше я бы сказал: какая разница, буду ли я жить завтра? А сейчас не могу.
Старый Гвидас думать не думал, что заморскую диковину вдруг начнут раскупать. Куда там — отрывать с руками. Хихикающие девицы, решительные юнцы, почтенные матроны, бравые жуиры — кто только ни подходил к нему, когда торговец вновь появился в Городе. Люди безропотно выкладывали монеты и уносили склянки с «особым состоянием души». — И что вы все такие падкие до этого средства?.. — ворчал себе под нос Гвидас, отмеряя двадцать капель студенту-теологу в форменной шапочке. — Это всё философский трактат Линаса Юрониса, — принял риторический вопрос на свой счет покупатель. — Оказывается, эликсир вызывает состояние души, сравнимое с эйфорией. — Ну, вам виднее, — хмыкнул в бороду Гвидас. Хмыканье хмыканьем, но в следующий раз половину лотка торговец отвел под заморское снадобье. И что же? За любовью обратились человек пять от силы. Зато десяток других пытались набить Гвидасу физиономию, требуя вернуть деньги за проданную пустышку. — Ну что, прощелыга, распродал свою заморскую диковину? — хохотнул начальник стражи, когда Гвидас покидал Город. — Смеешься? Нет уж, впредь я с этой ерундой связываться не стану…
— Земля больше не танцует… — шмыгнула носом Анеле, сидя на краю письменного стола. — Да, милая. Все бренно, все заканчивается, — ответил со вздохом Линас. — Нам придется как-то жить дальше, без любви. — Да… Линас, а может быть, поедем на взморье? Я заканчиваю картину «Птицы без неба». Поедем, милый, если ее продадим?..
Прошло семь лет. На картину «Птицы без неба» не нашлось покупателей. Она так и висит на стене в спальне, и когда Анеле с Линасом просыпаются, навстречу им летит из безнебья журавлиный клин. Честность и неподкупность подорожали, так что судьям и казначеям пришлось подтянуть ремни. Мужество осталось в прежней цене, а вольномыслие и мудрость подешевели, поэтому философам стало жить вольготней, и спрос на трактаты значительно вырос. Работы Линаса «Одноразовые снадобья как плацебо» и «Шарлатанство названием любовь» разошлись хорошо. Анеле и Линас часто бродят, взявшись за руки, по ночному парку, но земля больше не танцует у них под ногами. Когда Линас заплетает в рыжие кудри Анеле полевые цветы, его уже не захлестывает волнами. И янтарная радуга не появляется у Анеле в глазах, когда она, запрокинув голову и положив руки на плечи Линасу, смотрит ему в лицо. Однажды Анеле шепнула по секрету Лайме, что земля танцевала, но та подняла ее на смех, и с тех пор Анеле об этом помалкивает. А Линас работает над новым трактатом, называющимся «О метаморфозах». В нем этот сумасброд уверяет, что любовь вопреки всему была! Но не ушла, а всего лишь превратилась… Недавно у Линаса закончилось вольномыслие, и он пока не сочинил — во что.
©https://www.sibogni.ru/content/mezhmire