тот, кто дал, или тот, у кого мастер-ключ, или тот, у кого уровень доступа выше… Не, это не вариант.

Когда мы доковыляли и вышли в холле (в том, который чистый и с ковром, но без лифта), Аннушка сказала:

— Стой. Положи сюда руку.

Я прижал ладонь к чёрной пластине. Она оказалась похожа на ощупь на репер — такая же никакая. Без трения и температуры, как будто не совсем тут. Девушка пришлёпнула мою руку своей, прижала, в ладонь как будто кольнуло электричеством.

— Всё, теперь у тебя тоже есть доступ. Просто на всякий случай.

— Теперь меня тоже убьют?

— Могут. Но, если со мной что-нибудь случится…

— Ничего с тобой не случится. Благодарю за доверие.

— Я не шучу.

— Я тоже.

— Ну и хрен с тобой, солдат. Пошли к «Чёрту». В смысле, к машине моей, а не вообще.

Достав из бардачка простые электронные часы, она вытащила такие же из кармана куртки и положила рядом.

— Вообще не разбежались, можно сказать, — прокомментировала она удивлённо. — Может, пара секунд, а может, и вообще ничего, часы не очень точные.

— Это же хорошо?

— Это странно. Я ожидала реально большого лага, ведь он давно работает. Но… туда кто-то лазил и что-то делал. Может, его останавливали? Тогда локали синхронизировались. А может, ещё что-то. Ладно, погнали отсюда.

* * *

Ехали долго, ныряя на Дорогу и выныривая на зигзаги, а потом впервые на моей памяти остановились не тут, а там. В смысле не в срезе, а на Дороге.

— Смотри, солдат. Это мало кто видел.

Дорога ныряет под свод конструкции, образованной четырьмя сходящимися вверху арками из чёрного матового камня. Мы встали прямо в середине, вокруг туман, и мне не по себе.

— Что это?

— Перекрёсток.

— Чего с чем?

— Да хрен его знает, если честно, — призналась Аннушка. — Одного ничто с другим ничтом. Но здесь можно повернуть и остаться на Дороге.

— На той же самой?

— Без понятия. Может быть, повернув, ты окажешься в другой Вселенной, где всё похоже, но чуть-чуть не так… А может, ничего не произойдёт.

— А ты поворачивала?

— Несколько раз. В некоторые места иначе не попадёшь.

— И как?

— Да чёрт его пойми, солдат. Если это другая Вселенная, то и ты другой, а значит, не заметишь разницы. А если та же, то разницы просто нет. Ладно, хватит метафизики. Мне тут как-то не по себе.

Аннушка решительно вывернула руль, и мы повернули направо.

* * *

Ехать по брусчатке старого города на машине гораздо удобнее, чем ковылять на костылях. Мы снова там же, где были, в локали с Мораториумом.

— Вот, я же говорила, что найду, — сказала удовлетворённо Аннушка. — Теперь можно собрать тут всех, кому не по пути с Конгрегацией, Коммуной, Альтерионом и прочими большими игроками в «Хранителей». Их тут не достанут.

— И что они будут делать? — я оглядел пустую площадь.

— Для начала просто жить. Это, солдат, поверь, уже много. Беглых корректоров не сожрёт Конгрегация, синеглазых детишек Костлявой не сунут в мозгоёбку Школы, кайлитам не отгеноцидят с плеч их бедовые рыжие бошки…

— Чтобы жить, надо что-то жрать, для начала.

— А, ты об этом… Не переживай, найдут пропитание. Кайлиты четверть века на Эрзале выживали почти натуральным хозяйством; корректоры могут ходить, где вздумается, и подбирать, что плохо лежит; у Костлявой аж две глойти — переквалифицируется из кланлидерши в караванщицы, не пропадёт.

— А ты?

— Что я?

— Вот, допустим, собрала ты всех здесь, сказала: «Правьте и владейте, плодитесь и размножайтесь». Типа миссия выполнена, ладно. Чем дальше займёшься?

— Своими делами, солдат.

— То есть всё на этом и закончится?

— А ты как хотел?

— Я хотел, чтобы нет.

— Не любишь законченных историй?

— Ненавижу!

— Тогда разводи костёр. Думаю, доски с тех лесов как раз подойдут на топливо.

— Костёр? Зачем?

— Ты же не думаешь, что я куда-то двину не жрамши? Приготовим ужин, выпьем (я как раз захватила бутылочку виски), переночуем…

— И что дальше?

— Ну, смотри. Кто-то делает гранж и травит им людей, превращая в одноразовых глойти. Мне чертовски хочется открутить этим деятелям их делалки. Это раз.

Аннушка подняла кулак и отогнула на нём палец. Средний.

— Откуда-то высрались уроды на комспасовской технике, у которых акков хоть жопой жуй, причём не нашедшие лучшего занятия, чем пытаться меня грохнуть. Это не то, что можно просто проигнорировать, и это два.

Второй палец — указательный, и теперь она показывает знак V.

— Конгрегация, как выяснилась, творит какую-то херню с корректорами и коллапсами, и в этом, оказывается, по уши был замешан мой старинный приятель Калеб и мой бывший… во всех смыслах, Мелехрим. Я, конечно, не корректор, и плевать мне на их игры, но это, сука, уже личное.

Пальцев стало три.

— Оказывается, корректоры стерильны не от природы, а их сделали такими в Школе. Я не то чтобы планировала становиться матерью, это как-то не идёт к моему образу жизни, но, блин! Такие вещи нельзя делать не спрашивая! И теперь уже я хочу спросить: «Какого чёрта?» и намереваюсь получить ответ.

Она отогнула мизинец, пальцев стало четыре.

— И последнее по очереди, но не по значению — я просто обязана узнать, что это за рыжая баба, двойник Ольги. Та была моей лучшей подругой, и я должна себе и ей хотя бы это.

Аннушка отогнула большой палец и помахала в воздухе пятерней.

— А ещё, — сказала она, — я практически уверена, что всё это как-то связано.

— То есть, — осторожно спросил я, — мы не напишем тут «Конец»?

— Нет, солдат, — рассмеялась она. — Мы напишем:

«Продолжение следует».