помирились?

— Давно уже.

— А это Александр Сергеевич! Пушкин! Я его узнала!

— Он, он.

— И вокруг него столько дам!

— За два века наш гений совсем не изменился.

— А это Лермонтов на него смотрит? И Гоголь рядом с ним!

— Завидуют, наверное.

— А Горький о чем-то спорит с Антоном Павловичем! С Чеховым уж! А Александр Николаевич Островский сидит также, как у Малого театра, и за всеми внимательно наблюдает.

— Он такой…

— И все вокруг танцуют. Потрясающе!

— Да?

— И тогда это же самый настоящий бал… Но кого?

— Мой! И заметьте, все дамы одеты, и нет никаких кровавых подробностей, типа, ненужного убийства и отрезанной головы…

— Надеюсь, что их и дальше не будет. Вы же не испортите мне такой чудесный праздник?

— Конечно, нет. Каждый видит то, что хочет… И в данный момент то, что хотите именно вы.

— Спасибо!

— Значит, вы счастливы?

— Я? А это уже похоже на договор Мефистофеля с Фаустом о продаже души — «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!».

— Так как?

— Относительно. И знайте, я найду те таблички! И узнаю, что все-таки на них написано!

— Но зачем вам это? Ведь вы даже не представляете, куда вас может завести их поиск.

— Пусть! Притом у меня есть три подруги, которые умеют решать трудные задачи. И я надеюсь, что они не откажут мне в помощи.

— Что ж, как я понимаю, вас не остановить! Значит, так тому и быть! Но как же быть на балу и не танцевать? Ведь теперь все только начинается… Маэстро, вальс! Поэтому прошу вас, дайте мне вашу руку. Я жду…

И пока на этом все!