сквозь грязную разорванную рубашку видна исхудалая и слабая грудь.

— Дяденька ранетый? — спрашивает она.

— Раненый.

Она со страхом смотрит на черные усы и бледное лицо. Но вот рука Засухина шевелится, поднимается, шарит по груди и достает из кармана разорванной гимнастерки кусок сахара. Он дает девочке один кусок. Другие падают в пыль на дорогу… Потом бессильно опускается рука. Она лежит на жесткой, вялой траве, точно лаская и успокаивая шершавую землю. А под носилками растет и темнеет большое влажное пятно.

Подходит Трофимов. Он понимает, что Засухина больше нет.

Понимает, но все-таки спрашивает:

— Жив?

Один санитар досадливо крякает, другой молчит. За них отвечает девочка. Она поднимает на Трофимова васильковые глаза. За щекой у нее кусок сахара.

— Сперва дяденька живой был, а потом мне сахару дал и вовсе помер.

Трофимов достает из кармана то, что отдал ему Засухин. В бумажнике орденская книжка и сложенный вчетверо листок почтовой бумаги. На листке очень круглым, по-детски неуверенным, съезжающим вниз почерком написано:

Стих любимой.

Надежда моя дорогая,

Душой я всегда с тобой,

Твою любовь сберегаю

И поспешаю в бой.

Обернувшись, Трофимов видит подполковника. Тот жмет ему руку и что-то говорит. Трофимову кажется, что голос подполковника звучит очень далеко.

— Понесем вперед, — говорит подполковник, всматриваясь в спокойное лицо Засухина. — Хоронить будем в Ряхове на площади перед сельсоветом… В земле, им отвоеванной.

1946