сквозь грязную разорванную рубашку видна исхудалая и слабая грудь.
— Дяденька ранетый? — спрашивает она.
— Раненый.
Она со страхом смотрит на черные усы и бледное лицо. Но вот рука Засухина шевелится, поднимается, шарит по груди и достает из кармана разорванной гимнастерки кусок сахара. Он дает девочке один кусок. Другие падают в пыль на дорогу… Потом бессильно опускается рука. Она лежит на жесткой, вялой траве, точно лаская и успокаивая шершавую землю. А под носилками растет и темнеет большое влажное пятно.
Подходит Трофимов. Он понимает, что Засухина больше нет.
Понимает, но все-таки спрашивает:
— Жив?
Один санитар досадливо крякает, другой молчит. За них отвечает девочка. Она поднимает на Трофимова васильковые глаза. За щекой у нее кусок сахара.
— Сперва дяденька живой был, а потом мне сахару дал и вовсе помер.
Трофимов достает из кармана то, что отдал ему Засухин. В бумажнике орденская книжка и сложенный вчетверо листок почтовой бумаги. На листке очень круглым, по-детски неуверенным, съезжающим вниз почерком написано:
1946
Обернувшись, Трофимов видит подполковника. Тот жмет ему руку и что-то говорит. Трофимову кажется, что голос подполковника звучит очень далеко. — Понесем вперед, — говорит подполковник, всматриваясь в спокойное лицо Засухина. — Хоронить будем в Ряхове на площади перед сельсоветом… В земле, им отвоеванной.Стих любимой.
Надежда моя дорогая,Душой я всегда с тобой,Твою любовь сберегаюИ поспешаю в бой.
1946