подойдя ближе и обнаружив, что все они подавлены. Может, тут шел шалопай, от скуки сбивавший шляпки палкой?

Дорога пошла под уклон, шагать стало немного легче, но ноги с непривычки уже начинали ныть. Запах сырости стал более явным, а мох на деревьях — насыщенного изумрудного цвета. В одном из пней, заполненных дождевой водой, что-то блеснуло, я заметил это краем глаза и через пару шагов остановился. Любопытство взяло верх. Подойдя чуть ближе, я заглянул внутрь и, к своему изумлению, увидел там серебряную монету. Не металлический сплав, что носил в кармане, а, несомненно, старый, хоть и чистый серебряный кружок с тиснением. Мне захотелось достать ее и унести с собой, но совать руки в пень почему-то стало неприятно, и я пообещал себе, что найду какой-нибудь инструмент и заберу ее на обратном пути. Спустившись по дороге еще ниже, я оказался в логе. Здесь явно слышался плеск воды, а путь продолжался по дощатому мосту, рядом с которым густо росли камыши. Вспомнилась наша с женой поездка на озеро в прошлом году и впечатление, что она оставила у меня — даже в столь заповедном месте я нашел пару втоптанных в грязь окурков и одну обертку от шоколадки. Здесь же не было никаких следов человека.

С некой опаской шагнув на мост, я опробовал его на прочность, чуть спружинив ногой на досках. Те скрипнули, но остались на месте. И тогда я пошел, двигаясь вдоль перил, хотя и они выглядели довольно старыми. Речка вынырнула из зарослей лишь к середине моста: быстрые потоки неслись по острым камням, образовав рядом с переходом довольно глубокую выбоину, в которой вода бурлила маленькой воронкой. Ничего удивительного в том, что на дне что-то было, сложно различимое среди пузырьков воздуха, но смутно напоминавшее придавленный камнем кусок красной ленты. Я засмотрелся, облокотился на перила, и те подались вперед с тихим скрипом, так что, не удержи я в последний момент равновесие — бултыхнулся бы в ледяную воду. На секунду я замер, приходя в себя, а потом тут же мысленно отругал себя за глупость и уже гораздо быстрее продолжил путь, преодолев мост и вновь начав подниматься в гору. Время было обеденное — а я выехал ранним утром и уже чувствовал легкое раздражение от того, что мое путешествие так затянулось. Немногочисленные вещи были сложены в спортивную сумку, очень скромную по размерам и легкую сейчас, но она уже начинала натирать плечо.

К счастью, вскоре произошло то, что я ожидал около часа назад: лес расступился, и я вышел к людям.

Деревня была совсем не такой, как принято рисовать в детских книгах или на туристических буклетах. Располагалась она на обширной поляне или, скорее, вырубке: с одной стороны подходил лес, с другой нависала большая скала — блуждая по дороге, я и забыл, что ехал по горам. Около десяти домиков тулились к скале: аккуратные, но какие-то все одинаковые, темные, без окрашенных ставней и с занавесками из мешковины. Посередине бежала дорога, упираясь на краю вырубки в большую, но совсем заброшенную усадьбу. Слева от дороги, ближе к лесу, строений почти не было: здесь возвышалась узкая башенка церкви, огражденное, но почти заросшее место для воскресного рынка и совсем уж странный, круглый каменный дом, подобный шалашам пастухов в Аквитании, к югу от Парижа, наиболее примечательный среди других — все стены были обвешаны какими-то пучками трав и кусками меха, перевязанными яркими, хоть и поистрепавшимися, лентами. Если вспомнить, какой на дворе год, то смотрелся он нелепо, только вот в такой глуши чувство реальности сбивалось, казалось, будто ты вернулся в прошлое.

Я прищурился, пытаясь отыскать взглядом людей, и смотрел, в основном, в сторону домиков, на внутренние дворы. Однако там никого не было. Повернув голову левее, я увидел, как в огороде около церкви трудятся несколько человек. А из той самой круглой хижины пошел вверх белый дымок. У меня заурчало в животе, напоминая, что кроме кофе и круасана с утра я ничего не ел, и я решил первым делом наведаться к служителям Бога — они обычно наиболее дружелюбные, им религия диктует любить ближнего своего. Может, и на обед пригласят?

Эта мысль значительно улучшила настроение, и я бодро зашагал по дороге. Однако, по мере приближения к огороду, шаг мой понемногу замедлялся от странного предчувствия, которое я не мог объяснить. Я много путешествовал, мне приходилось видеть издали и бывать в совершенно разных церквях, костелах, ритуальных местах. Все они, даже самые простые, даже полуразрушенные, внушали одно и то же чувство, заставлявшее говорить тише и вести себя сдержаннее, словно в музее. Святые места были пропитаны особой энергией.

Я смотрел на чуть покосившееся старое строение и понимал, что люди давно не ходят туда на воскресную молитву. Более того, вся территория была заброшена, заросла чертополохом и лопухами, крест на башне потускнел и выглядел не на своем месте. Рядом с входом стояла тачка с урожаем овощей, кто-то наступил на один из них, и теперь прямо на ступеньках темнело грязное пятно.

Огород располагался ближе к дороге, и поэтому очень скоро я с удивлением обнаружил, что работают в нем женщины, я насчитал семеро. Они что-то делали, склонившись к земле, так что легко было заметить, что они все как одна огненно-рыжие. Для начала осени было еще достаточно жарко, поэтому все они повязали подолы длинных темных платьев на бедрах, и я не сразу поймал себя на том, что таращусь на их неестественно белые ноги.

Подойдя к самому краю квадрата вскопанной земли, я обратился к девушке, что стояла ближе всего, намереваясь выяснить, есть ли тут еще кто живой.

— Добрый день, — начал я. — Скажите, пожалуйста, где я… — Девушка выпрямилась, посмотрела на меня, заставив на секунду запнуться. — Где я могу найти настоятеля?

Она была очень красивой. Не симпатичной, милой или привлекательной, а именно сбивающе с ног красивой, яркой, тут же западающей в память. Никогда еще я не видел подобного даже среди актрис и моделей. Вот только глаза, прищуренные под ярким солнцем и почти невидимые сейчас, казались какими-то странными. Девушка ничего не ответила. С минуту она пристально разглядывала меня, потом широко улыбнулась и махнула вдоль дороги, на другую сторону огорода. Он этой улыбки меня чуть не передернуло, она вмиг испортила все ее обаяние: зубы были белоснежные, но мелкие и все какие-то заостренные. У меня почему-то тут же возникла мысль, что девушка не в себе или просто больна.

— Спасибо, — выдавил я и, чувствуя себя неуютно, поспешил удалиться.

Девушка вроде вернулась к своей работе, но я ощущал спиной ее взгляд. "Ничего удивительного, тут, судя по всему, редко бывают чужаки", — думал я, но через какое-то время не