было.

Когда до входа в условную фонарную комнату[3] осталось ступенек пять, Костя выгула пистолет из сумки на поясе и, нервно сжимая его в дрожащей правой руке, открыла дверь и вошла в помещение.

Здесь было темно, несмотря на длинные прямоугольные окна с разбитыми стёклами, потому что они были занавешены плотным полотном. Комната была явно жилой и обустроена не так, как в поселениях: здесь был кривой стол, стул, шкаф, гамак, а всё остальное занимало оборудование, отдалённо напоминающее содержимое старого разбитого трансформатора.

В углу кто-то тихо кашлянул.

— Кто здесь? — испугалась Костя и навела на угол пистолет.

— Это я, — ответил хриплый голос. Костя сильно удивилась — это было сказано на другом языке, нежели тот, на котором говорили пустынники.

— Этот язык... это... это... — запнулась Костя.

— Язык из нашего мира, — снова ответил голос и захлебнулся кашлем. — Уже забываешь?

Косте пришлось кивнуть — память её действительно всё больше подводила.

Обладатель голоса завозился, с трудом приподнялся и снял полотно с ближайшего окна. Солнечный свет осветил комнату и её обитателя. Им оказалась девушка с мутными воспалёнными глазами, посиневшим, обезображенным каким-то жутким дерматозом лицом, раздутым животом и очень худыми и сухими шеей, руками и ногами. Одета в лохмотья, в которых угадывался тот фасон одежды, что был на Косте в начала её путешествии.

— Ты Вышечница? — уточнила Костя.

Вышечница с трудом кивнула.

— Зачем ты радиоволнами людей зомбировала?

— Волны тут не причём... — Вышечница не договорила, потому что её снова одолел тяжёлый, сухой, выворачивающий кашель. Приступ длился целую минуту, после чего Костя спросила:

— Что с тобой? Ты болеешь? У меня есть лекарство...

Вышечница прервала её, замотав головой.

— Знаешь, что будет, если есть только съедобный пластик? — спросила она.

— Не знаю, — честно ответила Костя.

— Разум останется трезвым, — ответила на свой вопрос Вышечница, — но всё остальное... начнётся интоксикация... сепсис... и всё... — Она снова закашлялась. — Я уже не чувствую стоп и пальцы немеют. Но что хуже — кишки у меня забились.

Костя стояла с пистолетом в руке и молча слушала её. Сейчас ей полагалось сильно удивиться, но моральных ресурсов на это не было. Да, пластиком можно отравиться. Да, Вышечница не отсюда, а оттуда же, откуда Костя (а кстати, откуда Костя? А, точно, из прошлого). Да, она сейчас помрёт. Да, она утверждает, что не повреждала ничей разум. Это всё можно принять на веру.

Наверное, надо спросить её о чём-то важном, пока не поздно. Но о чём её спросить?

— А почему тогда все такие странные?

Вышечница вздохнула.

— Наверняка ты много хотела спросить, но я понимаю, что ты ела те ягоды. — Она вынула откуда-то склянку и отхлебнула из неё. Костя внезапно вспомнила, что тоже очень хочет пить. Видя её несчастные глаза, Вышечница передала склянку ей. — Население Земли росло, требовалось выращивать больше еды, а значит, сильнее эксплуатировать почву. Почвенный слой стал истощаться, и тогда занялись разработками высокопродуктивных видов растений. Но тут возникла новая напасть: климат стал меняться на более сухой. Это нормальный процесс в истории развития Земли, но мы ухудшили его последствия тем, что вырубили деревья. В итоге смог прижиться сомнительный образец, который местные зовут просто кустом. У него одно очень неприятное свойство: содержит психотропный яд. Он вызывает угнетение лобных долей мозга и поначалу это сопровождается сильной сонливостью. Но затем к нему привыкаешь, однако угнетение продолжается и со временем ослабевает баня, способность составлять сложные логические цепочки, происходит частичный распад личности. Поэтому люди в этом регионе вымерли. Те люди, что ты собрала сейчас здесь — те, кто не отравился и не успел сдохнуть от старости и жажды. Остался ли кто-нибудь в здравом уме где-нибудь на другом конце Земли, я не знаю. Я ведь не смогла отсюда выбраться.

Весь монолог Вышечницы сопровождался сильным кашлем.

Костя некоторое время молчала, размышляя.

— А причём тут тогда вышка?

Вышечница долго кашляла, прежде чем ответить. Похоже, ей оставалось жить максимум несколько суток.

— Я не знаю, кто придумал историю об угнетении разума радиоволнами, но я помогаю людям сохранять музыку.

— Музыку? — не поняла Костя.

— У старейшин есть радиоприёмники. Если есть возможность, я транслирую сохранившиеся здесь записи. А так я в основном управляю фонарями по ночам и во время бури. Вот и всё.

Пистолет выпал у Кости из рук.

Жестокая ошибка, жестокая, глупая...

Но, наверное, ещё можно всё исправить?

— Ты знаешь, есть ли возможность мне вернуться в моё время? — с дрожью в голосе спросила Костя.

Вышечница покачала головой.

— Я пыталась... Но, может, на севере... — Снова кашель. — Главное ягоды ешь. Разум потеряешь, но останешься жива. Иначе закончишь как... — Вновь кашель.

Губы Кости дрожали.

— Неужели ничего нельзя сделать?!

— Можно... — прошептала Вышечница. — Застрели меня из пистолета... Я... так больше... не могу...

Костя подняла пистолет, и он заплясал у неё в руке.

— Что я ещё не знаю? Что я могу сделать? Скажи, умоляю!

Но Вышечница уже "закончилась": лежала на грязном полу, мотала головой и бормотала:

— Застрели меня... Застрели меня...

Слёзы покатились у Кости из глаз, она вплотную подошла к лежащей, еле-еле прицелилась и нажала на спусковой крючок.

Промах!

Пистолет выпал из руки.

Отскочившая пуля легонько царапнула Костю по щеке и потерялась где-то за её спиной.

Костя быстро подняла пистолет, поднесла почти вплотную ко лбу Вышечницы и снова выстрелила.

Из окна вышки отлично было видно, наверное, добрую десятую часть пустоши. У Вышечницы был мощный бинокль, и Костя смогла разглядеть даже ближайшее поселение. Её люди стояли внизу и ждали свою королеву пустоши.

Точнее, королеву мертвецов.

Потому что Костя точно не сможет их спасти, не вернёт им воду, не вернёт им почву, не вернёт им разум. И сама никуда не вернётся, если останется здесь. Быть может, всё же стоит попытать удачу. Но сначала надо спуститься и решить вопрос с вышечной территорией.

И тут Костя на мгновение представила: кучка выживших людей, которая вдруг осознала своё положение. Ожесточённая борьба за ресурсы, установление диктата стариков, война на колёсах, гибель женщин во время родов, дети со сломанной психикой... И её, Костю, убьют, убьют непременно, как конкурента на позицию лидера. Смерть в агонии...

Нет, пусть уж лучше этот тихий закат, спокойная и не обременённая большими мыслями смерть человечества. Смерть в лучшем из его состояний разума: без сожалений, без попытки любыми способами продлить неизбежный конец. Спустя тысячи лет