кирасира обнаружили. Оба зарезаны ножом. Очевидно, что это черкесы шалят. Комендант велел усилить дозоры. Сегодня все наше водяное общество соберется в Ресторации. Комендантша и другие наши «хозяйки вод» объявили сбор по подписке в пользу скорбящих родителей. У них кроме покойницы еще целый выводок детей. Старшая — близнец погибшей, да еще малышни человек пять, кажется.

— Вы пойдете туда, доктор?

— Разумеется, счел своим долгом отдать дань памяти бедной девушки. Наверное, дикари охотились за кирасиром, а девица случайно рядом оказалась и попала под нож злодеев.

— Не будете возражать, если я присоединюсь к Вам? Не откажитесь меня отрекомендовать?

— К Вашим услугам. Заходите ко мне часов в пять пополудни. Я квартирую все там же, надеюсь, не забыли.

— Конечно, помню. До встречи, дорогой доктор, рад был Вас снова увидеть!

Доктор спустился в палисадник, но вдруг остановился и повернулся к Печорину.

— Я ведь забыл Вам сказать еще об одном, — княгиня Вера Галахова тоже здесь, в Пятигорске. Сын ее умер прошлым годом от скарлатины. Она совсем плоха, последняя стадия чахотки, муж привез ее неделю назад и уехал. Уверял меня, что неотложные государственные дела требуют его присутствия, а я так думаю, что не хочет видеть ее предсмертные мучения. А она, бедняжка, уверила себя, что ванны и горный воздух ее воскресят.

Печорин молча стоял на террасе. Доктор приподнял шляпу и удалился, тяжело опираясь на трость.

Глава вторая. В Ресторации

В седьмом часу, когда с гор уже потянуло вечерней прохладой, Печорин и Вернер направились по широкой и пыльной улице от дома доктора к шестиколонному зданию Ресторации, которое возвышалось великаном среди низкорослых домов обывателей. Липы знаменитого бульвара не слишком подросли за минувшие два года, а на скамьях по-прежнему сидели молодые франты, подагрические старики и гувернантки, присматривающие за играющими тут же детьми. Но горы, обступавшие городок со всех сторон, создавали величественную декорацию для этих скучных и однообразных сцен из провинциальной жизни.

Поднявшись по широкой лестнице, спутники вошли в зал ресторации. Сухонькая женщина в черной кружевной наколке стояла в правом углу, принимая соболезнования. Видно было, что она держится из последних сил и, казалось, вот-вот покачнется и упадет на руки стоявшего справа низкорослого пожилого господина с красной лысиной, обрамленной остатками редких волос — вероятно, скорбящего отца погибшей девицы. А слева стояла симпатичная юная блондинка с серо-голубыми глазами, из которых немолчно текли слезы, и она время от времени утирала их кружевным платочком.

Усевшись за стол в буфетной и спросив бокал шампанского, Печорин оглядел зал. Некоторые физиономии показались ему смутно знакомыми. В господине, который кивнул ему, чуть привстав со стула, он узнал московского франта Раевича, приезжавшего на горячие ключи каждый год — и кажется не для того, чтобы поправлять здоровье в ваннах, а для того, чтоб терять его за картами и вином. Печорин равнодушно скользил взглядом по сборищу знакомых типов: плохо одетые степные помещики с тяжеловесными женами и смущающимися дочерями, шумная армейская молодежь, желчные старики — ветераны вод, петербургские денди, пытающиеся запахом парижских духов перебить здешний сернистый аромат.

«Скорей бы уж Варя¹ приехала. Провести с ней недельку и уехать из этого горячекислого киселя», — подумал Печорин, едва сдерживая зевоту. Но вдруг одно лицо из вереницы типических физиономий показалось Печорину странно знакомым. Господин, который задержал на себе взгляд Григория Александровича, был высок и очень худ. На лице, усеянном оспинами, выделялись густые черные брови над маленькими серыми глазками, смотревшими, впрочем, умно и дерзко. Рот его был как будто лишен губ и напоминал прорезь в картонной маске, а борода узкой полоской обрамляла впалые щеки и угловатый подбородок. Печорин уже догадался, кого он неожиданно для себя увидел в зале пятигорской ресторации, но все же спросил у Вернера.

— Доктор, вон тот господин с бородой a la St.-Simonienne, не из Ваших ли пациентов?

— О, это господин Горшенко, или как он сам себя называет, Горшенков, из столицы. Говорят, весьма богат и влиятелен.

— Богат? Когда я знавал его в Петербурге, он был со всеми знаком, служил по каким-то поручениям, вечно жаловался на крайнюю занятость, хотя, кажется, был существом вполне бесполезным. Но больших денег у него отродясь не водилось, вечно волочился за богатыми невестами.

— И судя по всему, его матримониальные хлопоты увенчались успехом. Вон его супруга — та в бежевом, что разговаривает с комендантшей.

Переведя взгляд на даму в бежевом платье, Печорин едва мог скрыть свое изумление: он узнал в мадам Горшенковой mademoiselle Negouroff, даму, с которой он имел когда-то в Петербурге затейливую светскую интригу: сначала оказывал всевозможные знаки внимания отцветающей красавице, а потом демонстративно от нее отвернулся и таким образом добился своей изначальной цели: приобрел то, что называют светской известностью, то есть прослыл человеком опасно привлекательным и потому интересным. Чувства Лизаветы Николаевны — двадцатипятилетней кандидатки в старые девы, которая, чередуя страстное красноречие с жеманным кокетством, пыталась удержать возле себя любого кандидата в женихи, Жоржа Печорина в ту пору интересовали мало. А теперь он почувствовал нечто вроде стыда за свое тогдашнее поведение.

Лизавета Николаевна Негурова, ныне мадам Горшенкова, выглядела еще более худощавой и бледной, чем четыре года назад, но одета была к лицу. В черных густых волосах ее блестела драгоценная диадема, а сухую шею обрамляло массивное бриллиантовое колье.

— Доктор, а кого Вы пользуете — мужа или жену?

— Господин Горшенков наносит визиты регулярно, но они носят скорее ритуальный характер, а супруга его, я думаю, приехала сюда не зря, надеюсь, действие вод будет благотворно для ее слабого здоровья. Хотя визитов к врачам она отчего-то упорно избегает, но ее внешний вид сам за себя свидетельствует.

— Доктор, признайтесь, Вы же по-прежнему, собираете сплетни о Ваших пациентах? Что Вы знаете об этой чудесной паре, извольте поделиться со старым приятелем. Вы говорили о Лизавете Николаевне как о выгодной для Горшенкова партии, но откуда взялись у нее капиталы?

— Ну сначала-то особых капиталов и не было, мадумазель Негурова, вышла замуж за господина Горшенкова с отчаяния, — я думаю, схватилась за последний шанс. Она смутно намекала на какую-то скандальную историю, после которой ей уже трудно было надеяться хоть на