ничего у меня с Ней не получится, ничего у меня с Ней не будет. Она же почти так и сказала.

Я бью по груди, потому что сердце предательски сжимается.

— Мало ли что она сказала. Это было давно…

— Заткнись, Тень! Даже не думай давать мне надежду! Ты столько раз мне ее давал — и что из этого вышло?!

И тем не менее я чувствовал, как внутри начала шевелиться смутная надежда… Вдруг, все изменится, вдруг во мне что-то расцветет с новой силой, вдруг и в ней что-то откликнется.

— Я уже тебе ее дал.

Смех тени прокатился по комнате. Казалось, что моя черепная коробка вот-вот лопнет.

— Я просто запутался, я не знаю, что мне с этим делать.

— С этим ничего не поделать.

— Я не хочу убивать чувство, но я и не хочу, чтобы оно вновь разрослось, потому что знаю, что оно мертворожденное, — я ударил себя по груди, в район сердца, когда оно снова сжалось, — заткнись, ты тоже знаешь что это правда, просто никак не можешь осознать.

Тень залилась сумасшедшим хохотом, высмеивая каждую мою фразу, каждое слово, каждую букву.

— Ты и правда проклят.

Пока я говорил с Тенью, смутные очертания которой видел в маленьком настольном зеркале, ко мне подкралось Одиночество. Когда-то тяжело раненное, а потому разъяренное, жаждущее крови, знающее все, через что я прошел, знающее за что цеплять и куда бить, чтобы было больнее, Оно нависло надо мной тяжелою громадой.

Иногда очень устаешь разбрасываться нежностями, вырывая их кусками из своего сердца; устаешь делать вещи, чтобы человек наконец понял, как он тебе дорог. Устаешь, потому что видишь, что ему от этого ни горячо ни холодно. А иногда видишь, что это его раздражает, пугает и ставит в неловкое положение… И поэтому внутри ощущение, словно там разорвалась граната. И то, что выжило, болезненно плачет и стонет, молит, чтобы его прикончили, но в то же время так этого не хочет, так не хочет… Ты исчезнешь — и ничего у человека не изменится. Он исчезнет — и покажется, словно тебе отняли руку или ногу. Да, жизнь пойдет дальше, но с потерей придется сживаться слишком долго. Но и винить тут совершенно некого. Это слишком обычно, слишком.

Устаешь делать все это, но все равно зачем-то продолжаешь…

— Так Она тебе друг или все-таки…

— В последние дни я считаю Ее свои верным и храбрым другом, ведь несмотря ни на что — и это странно — могу общаться с Ней легко и открыто, почти как ни с кем больше. Но сегодня что-то пошло не так. Что-то глубоко внутри меня все еще видит нечто большее.

— Впрочем, и как друг ты для Нее — никудышный. Исчезнешь — и ничего не изменится.

— Тень, ты ужасный, ужасный гость.

Может быть, завтра мне станет лучше. Может быть, завтра я смогу спастись, выпрямиться и достойно принять бой. Но только не сегодня. Сегодня я не могу. У меня нет сил. Может быть, завтра. Я пытался быть сильным слишком долго. Я боролся слишком упорно. Сегодня сил на это больше нет. Завтра я точно буду сильнее, все задушу, со всем справлюсь, но не сегодня. Не сейчас.

Я не знаю, какими средствами можно успокоить это Одиночество, пробудившееся ото сна, словно древний Ктулху. Оно слишком безутешное. Слишком. Тут не поможет ни друг, ни любимый человек (даже если таковой найдется), ни творчество. Я не знаю, что с ним делать. Просто не знаю.

Тень разрастается все больше и больше, скалит зубы и потирает руки. Одиночество подходит все ближе, готовясь к нападению.

В голове — тоска, страх и муть.

Меня накрыло черной волной.

И все потонуло.

Примечания

1

Øneheart & reidenshi

(обратно)