смеюсь, ничего не могу поделать с собой. Арина снова заглядывает в комнату и ворчит, чтобы я собиралась.
— Надеюсь, не собираешься на радостях прогулять универ?
— Именно это я и планировала…
— Кто ж тебе разрешит. Я знаю волшебные слова, которые заставят тебя поехать в любую погоду, в любое время дня и ночи.
— Теряюсь в догадках… Мороженое, пицца и картоха?
— Картоха? — с сомнением произносит он.
— Не недооценивай силу картохи. Картошка — друг человека, королева еды, царица тарелок!
— Заметь, ты сама раскрыла свои слабые места… Но вообще я другие слова имел в виду: Мари тебя убьет.
Я прикрываю глаза, тут же понимая, что меня ждет допрос с пристрастием и применением различных подручных предметов.
— Это жестоко.
— Знаю. Поэтому придется тебя спасать.
«Вы реально встречаетесь?» — накарябала Маша в тетради вместо темы лекции. Я почти опоздала и надеялась, что Маша начнет пытку только после пары. Пожимаю плечами, но при этом лукаво улыбаюсь. Фомичёва дает мне спокойно пережить занятие, но после накидывается с вопросами. — Правда? Правда-правда? Ну скажи, что правда! — Видимо, да… — Аллилуйя, я так давно об этом мечтала! Я уставилась на подругу. — О, ну вы же подходите друг другу, как Бонни и Клайд, как Злата и ее сливовая помада, как кетчуп и картошка фри… — Кто сказал картошка? Я подпрыгиваю от неожиданности, когда чувствую на плечах руки Артёма. — Мари, так ты в курсе про картошку? Могла бы и раньше сказать! Маша заливисто хохочет, я краснею, а Звягинцев как ни в чём ни бывало обнимает меня со спины. — Мог бы и раньше спросить! — язвит Маша, но при этом выглядит безумно довольной, словно получила автомат по статистике. — Скрывались тут, как шпионы! — Маня-я-яша! — тяну я, чувствуя вину. — Да, Маня-я-яша! — вторит мне Звягинцев. — Ну что Маня-я-яша? Даже не знаю, как будете вину искупать… — она вдруг закрывает глаза ладонью. — Ой, Тёма, не надо делать такие глаза, на меня не действует. Ладно, так и быть прощу, когда покажете, как целуются большие мальчики и девочки! — Мари, да ты извращенка! — смеется Артём прямо у меня над ухом. Мне так уютно в его объятьях, что я, кажется, теряю нить разговора. — Мне можно, я слишком долго вас шипперила. Порадуйте мамочку. Я не успеваю сообразить, как ощущаю поцелуй на губах. Так неловко и странно делать это у всех на виду… — Ну так себе, тренируйтесь побольше, потом пересдадите, — она подмигивает и разворачивается, собираясь уйти, — можете начинать тренировку прямо сейчас.
Позже я поведала Маше и Злате обо всём. Фомичёва даже искренне собиралась дуться на меня до скончания времен за мое молчание. Оглядываясь назад, я и сама не могу сказать, почему не рассказывала. Возможно, всё сложилось бы иначе. Кто знает. — Ты не доверяешь нам? — с необычайной серьезностью спросила Злата. — Доверяю, — честно ответила я. — Это привычка — держать всё в себе… — Я бы хотела, чтобы теперь ты мне рассказывала всё. Ну почти, можно без интимных подробностей, — тихо произнесла Маша, отчего у меня мурашки побежали по телу. Я подумала: мне бы тоже было горько узнать, что подруги скрывали от меня такую важную часть их жизни. Это нечестно. Я кивнула, надеюсь, что они поймут мою искренность. — А теперь обнимашечки! — Маша взвизгнула и со всей силы обхватила меня и Злату, превращая наше серьезное собрание в извивающуюся кучку пищащих людей.
«Вы реально встречаетесь?» — накарябала Маша в тетради вместо темы лекции. Я почти опоздала и надеялась, что Маша начнет пытку только после пары. Пожимаю плечами, но при этом лукаво улыбаюсь. Фомичёва дает мне спокойно пережить занятие, но после накидывается с вопросами. — Правда? Правда-правда? Ну скажи, что правда! — Видимо, да… — Аллилуйя, я так давно об этом мечтала! Я уставилась на подругу. — О, ну вы же подходите друг другу, как Бонни и Клайд, как Злата и ее сливовая помада, как кетчуп и картошка фри… — Кто сказал картошка? Я подпрыгиваю от неожиданности, когда чувствую на плечах руки Артёма. — Мари, так ты в курсе про картошку? Могла бы и раньше сказать! Маша заливисто хохочет, я краснею, а Звягинцев как ни в чём ни бывало обнимает меня со спины. — Мог бы и раньше спросить! — язвит Маша, но при этом выглядит безумно довольной, словно получила автомат по статистике. — Скрывались тут, как шпионы! — Маня-я-яша! — тяну я, чувствуя вину. — Да, Маня-я-яша! — вторит мне Звягинцев. — Ну что Маня-я-яша? Даже не знаю, как будете вину искупать… — она вдруг закрывает глаза ладонью. — Ой, Тёма, не надо делать такие глаза, на меня не действует. Ладно, так и быть прощу, когда покажете, как целуются большие мальчики и девочки! — Мари, да ты извращенка! — смеется Артём прямо у меня над ухом. Мне так уютно в его объятьях, что я, кажется, теряю нить разговора. — Мне можно, я слишком долго вас шипперила. Порадуйте мамочку. Я не успеваю сообразить, как ощущаю поцелуй на губах. Так неловко и странно делать это у всех на виду… — Ну так себе, тренируйтесь побольше, потом пересдадите, — она подмигивает и разворачивается, собираясь уйти, — можете начинать тренировку прямо сейчас.
Позже я поведала Маше и Злате обо всём. Фомичёва даже искренне собиралась дуться на меня до скончания времен за мое молчание. Оглядываясь назад, я и сама не могу сказать, почему не рассказывала. Возможно, всё сложилось бы иначе. Кто знает. — Ты не доверяешь нам? — с необычайной серьезностью спросила Злата. — Доверяю, — честно ответила я. — Это привычка — держать всё в себе… — Я бы хотела, чтобы теперь ты мне рассказывала всё. Ну почти, можно без интимных подробностей, — тихо произнесла Маша, отчего у меня мурашки побежали по телу. Я подумала: мне бы тоже было горько узнать, что подруги скрывали от меня такую важную часть их жизни. Это нечестно. Я кивнула, надеюсь, что они поймут мою искренность. — А теперь обнимашечки! — Маша взвизгнула и со всей силы обхватила меня и Злату, превращая наше серьезное собрание в извивающуюся кучку пищащих людей.