Петр Сосновский Я должен все исправить

ОТ АВТОРА

Мне нравится писать. Я люблю это делать. Вначале я обдумываю тему, даю название своему рассказу, повести или роману, — а затем подобно режиссеру фильма, подбирающему актеров, ищу для произведения действующих лиц — героев.

Я их нахожу среди своих родных, близких, друзей и просто знакомых людей. Их подбор занимает у меня немало времени: я должен быть уверен в них.

От них требуются определенные способности, чтобы выполнить мои требования и сыграть свои роли в соответствии с намеченным мной сценарием. Своевольничать действующим лицам — своим героям я не позволяю, но и от чего-то не естественного, они освобождены — характеры определяют их поведение.

Далее я долго обдумываю первую главу, первое предложение, второе, третье… Это для меня важно, потому что оттого как удачно лягут первые строки на бумагу зависит написание всего моего произведения.

Выбрав героев, я приступаю к письму и выжимаю из них все — не жалею не родных, не чужих. Здесь уместно выражение: «для красного словца не жалко и родного отца».

Известные мне из их жизни события не всегда хорошие (пусть знает кошка чье сало съела), порой усиленные мной негативом из пакостных перерастают в мерзопакостные и ложатся на бумагу, наполняя содержанием главы книги. Некоторые события я могу перемещать во времени, изменяя их последовательность — на то я и автор. Правда, я все это делаю неслучайно. У меня есть замысел. Я должен раскрыть тему — название произведения определяет мои шаги.

При раскрытии темы я использую подобно режиссеру кино — монтаж, и могу легко, без колебаний, конечно, с учетом характера действующего лица, в его жизнь вписывать события, совершенные другим человеком и даже не одним — отсюда образ героя, как привило, становиться собирательным.

Правда, имя остается часто неизменным. Возможно, эти мои действия могут читателям и не нравиться, некоторым из них, отобранным мной в качестве действующих лиц и не нравятся, но что поделаешь. Я пишу не документальное произведение, а художественное и поэтому заранее приношу им свои извинения, и как говорят в подобных случаях, прошу их согласиться с версией, что все описанные события случайны и имена случайны и к имевшим место совпадениям не следует подходить строго и обижаться на автора. Ну, хотя бы потому, что у меня нет в рассказах, повестях, романах — злорадства и желания унизить своих актеров — действующих лиц — героев. Они мне все дороги. Даже негативные, плохо воспитанные. Их сложные характеры позволяют мне садиться за письменный стол и писать. Без них, жизнь была бы скучна и не интересна. И еще, я хочу сказать, в свое оправдание — они плохи в прошлом, но ни как ни в настоящем, а тем более в будущем. На этой оптимистической ноте я заканчиваю: жизнь прекрасна — прекрасна хотя бы потому, что позволяет нам видеть солнце и светиться лицо счастьем.

2007 г.

Глава 1

Был теплый летний вечер. Жена Семена Владимировича — Елена Петровна возилась на кухне, занимаясь приготовлением ужина. Детей дома не было. Они гостили у бабушки — матери Елены Петровны.

Уединившись в спальне, Семен Владимирович достал из футляра инкрустированный белым перламутром баян. Затем он, с помощью ремней закрепил его у себя на груди и попытался для начала сыграть небольшое упражнение, чтобы «разогреть» пальцы.

Но не получилось — для ведения басовой партии ему помешали часы. «Запнувшись» ими о ремень, Семен Владимирович неожиданно остановился. Когда-то давно он учился в музыкальном училище и мечтал стать баянистом. Каждый день по пять-шесть часов Семен Владимирович проводил сидя над инструментом. Чтобы часы не мешали ему заниматься он, носил их на правой руке. Если его спрашивали знакомые — с чего бы это?

Семен Владимирович не без гордости отвечал им:

— Профессия обязывает!

Сейчас он просто снял часы и положил их на стол. Жизнь распорядилась так, что инструмент теперь был нужен ему только для своих личных целей: веселить детей, развлекать жену, друзей, знакомых и тешить себя, когда на душе скребли кошки, — было тяжело.

Усевшись на стуле поудобнее: отставив левую ногу и упершись грифом баяна в другую, Семен Владимирович снова принялся за прерванное упражнение. Проблем больше не было: пальцы легко и не принужденно скользили по клавиатуре.

Баян был старым, его меха пропускали воздух, некоторые из клавиш залипали, однако звук, был хорош.

Инструмент Семену Владимировичу подарил его отец, Владимир Иванович, заметив у сына тягу к музыке, когда тот еще был школьником. Сам он неплохо владел балалайкой, мандолиной, гитарой и порой не раз говорил своему сыну:

— Знаешь Сеня, каким бы ты делом не занимался, но жить всегда легче, если в душе у тебя звучит музыка.

Семен Владимирович это понимал, правда, по-своему. Из огромного многообразия мелодий, которые он слышал, играл на баяне или же разучивал, Семен Владимирович долгое время, пытался найти свою — созвучную его сердцу. С ней он собирался прожить всю жизнь.

Такое восприятие музыки могло бы быть странным, для кого угодно, но не для Семена Владимировича.

Перемены, произошедшие в его жизни, после возвращения со службы в армии во многом изменили характер Семена Владимировича. Окончив музыкальное училище, он не стал продолжать свое образование, хотя и имел талант, мог со временем достичь больших успехов, о том ему говорили многие знакомые и друзья и не только они, но и специалисты.

Как его не уговаривали родители остаться жить дома, но сын вдруг быстро собрался и уехал к своему армейскому другу в Москву, устроился там на завод простым рабочим, затем позже поступил в институт. К этому его подтолкнул товарищ. Правда, он и подумать не смел, что Семен Владимирович сдаст документы в технический вуз — выбор у него был: товарищ подсуетился и представил целый список учебных заведений, учитывающих наклонности бывшего сослуживца.

Начав обучение в стенах института, забравшись в дебри математики, физики, химии, Семен Владимирович, продолжал заниматься тяжелым физическим трудом на заводе и возможно оттого стал слышать наряду с обычной гармонией звуков, издаваемых музыкальными инструментами, да тем же баяном еще и сонм всевозможных волн другого порядка. Они порой довольно сильно диссонировали его душе, однако не были противны натуре. Это была музыка бытия — окружающих тел, да и самих людей в повседневной неразберихе жизни.

Инструмент в данном случае баян стал для него считаться своего рода камертоном, способным в тяжелые минуты помочь подстроится на нужную волну, усилить