думал он про себя, — но так дело не пойдет: я тут страдаю, мучаюсь из-за нее, — к тому времени он уже, действительно, мучился, разогнавшись в своих мыслях, — а она весела и благодушна… Я вот сейчас выскажу ей свои обиды, чтобы дать ей почувствовать их тяжесть, которую я на себе из-за нее волоку, а потом и приласкаю, но чтобы она знала, ЧТО я ей прощаю! Мог бы, должен даже постоянно вменять ей в вину, но прощаю. Чтоб она ценила это во мне. Ценила меня. А если она обидится, то я объясню: мне просто нужно было стать виноватым перед тобой, чтобы простить тебя.» Так он думал и готовился к этим сценам. Иногда это получалось или почти получалось, но иногда она, не дослушав его, и не вступая в разговоры, просто разворачивалась и молча уходила, а оно оставался в растерянности, предоставленный самому себе и не зная, что делать и как дальше обижаться.

Когда вдруг оказалось, что она беременна, он опешил — он никак не ожидал такого поворота. Потом струхнул и в минуту слабости рассказал все матери. Тут же пожалел об этом, но было уже поздно.

Мать приехала и осталась с ним, чтобы оказать влияние и помочь пережить. Она была твердо настроена ничего не допустить и не желала вникать ни в какие его нюансы. Он невольно начинал проникаться ее чувствами и видеть все ее глазами. А однажды вдруг спросил Риту:

— От кого ты беременна?

Спросил только потому, что мать намекам и высказывала некие сомнения. Спросил не для себя даже — у самого у него не было сомнений — а как-будто для матери — чтобы покончить с ЕЕ сомнениями.

Рита ничего не сказала, не взглянула даже. Молча ушла, а он не стал ее останавливать, словно показывая, что он имел право на такие сомнения, готов был бы принять ее объяснения, и зря она ушла, ничего не ответив.

На другой день он подошел к ней, как ни в чем не бывало. Зная обычную легкость ее характера, она рассчитывал, что она все забудет. Но на не забыла. А через какое-то время он узнал, что она избавилась от ребенка, причем с очень серьезными осложнениями, так что врачам пришлось даже бороться за ее жизнь. Он сначала испугался и затаился, потом, когда опасность миновала, одумавшись, рвался к ней, но мать его не пустила. Он решил, что все равно пойдет, когда мать уедет. Но мать была начеку и не уезжала. А потом и он раздумал идти.

Он увидел ее только через месяц на институтских занятиях по стрельбе на том же загородном полигоне, что и в прошлый раз. Она была очень бледна и еще больше похудела. Сразу он подходить не стал — было много народу — и он решил выбрать более подходящий момент.

После стрельб все, отложив, как было велено, «мелкашки», пошли к стенду смотреть свои результаты на мишенях. Он замешкался, выжидая сам не зная чего, и подошел последним, когда все уже разошлись. Он без особого интереса вглядывался в свою мишень, когда вдруг раздался выстрел, и он без звука упал на землю. Кто-то из подбежавших увидел на лице его кровь и испуганно сказал:

— В голову… — все еще думали, что это был случайный выстрел. Но поднявшаяся с земли Рита отрицательно мотнула головой.

Она целилась в сердце.