до спины. Щёки провалились, глаза впали, отчего на лице выразительно выступил нос. Синяки под глазами, потрескавшиеся губы, длинные сухие пальцы.

Он съел половину тарелки супа, а к горячему не притронулся. Наелся.

Я постелила ему в гостиной на диване, включила музыкальный канал и ушла за чаем. А когда вернулась, он уже спал. Если бы не высунутая из-под одеяла голова, можно было бы подумать, что на диване никого нет: настолько он было худой, будто растворился и исчез, оставив от себя только выразительный нос.

На следующее утро я приготовила завтрак на двоих: кофе, хлеб с сыром и омлет. Он с причмоком отхлебнул из кружки и сказал: «Твой кофе по вкусу похож на придорожную пыль». И расплылся в потрескавшейся улыбке.

Я спросила: «Похож по вкусу? А ты пробовал придорожную пыль?» Я решила поддержать эту глупую беседу, лишь бы не чувствовать себя пассажиром плацкарта. Он будто подхватил моё настроение и пошёл в атаку. Я смеялась над его издёвками, а он изображал меня с набитым ртом и корчил рожи. После плотного завтрака он собрался и уехал. Я знала, что он тяжело болен.

Больше мы не виделись. Никогда.

Сейчас я почти его не вспоминаю. Только иногда в толпе вижу лицо: вот он спешит на работу среди равнодушных прохожих, едет домой в переполненном автобусе, гуляет с дочкой на детской площадке. А я смотрю и улыбаюсь своим фантазиям и представляю, какой бы он был, если бы жизнь сложилась по-другому. Мы бы собирались по выходным за одним столом, ели и веселились, а потом он играл бы на гитаре своим и моим детям. А иногда под вино мы бы со смехом вспоминали висящий на шторах лимон, кровавую стену и лицо мамы, когда она всё это увидела. Но этому не суждено сбыться. Мы больше никогда не соберёмся за одним столом, а наши дети не услышат его игру на гитаре.

Иногда я испытываю фантомную боль, тоску по утраченной части меня. Это была моя жизнь, моё детство и юность. И каждый день, каждый месяц и год был связан с этим человеком.

Однажды мама рассказала историю. Когда она была беременна моим братом, и оставалось три-четыре недели до родов, ей стало невыносимо больно. На скорой её привезли в роддом, и там растерянные акушеры приняли решение принудительно рожать. Мой брат появился на свет недоношенным, на восьмом месяце, его ошибочно достали раньше срока. Мама сказала, что он родился не под своей звездой, и потому с самого детства вся его жизнь пошла наперекосяк.

У меня дома стоит коробка с ярлычком «Воспоминания». Там среди выпускных альбомов, старых дипломов, записок и рисунков лежит фотография. На ней стоит мой брат, в дедушкиной куртке, в отцовском шарфе, в хулиганской шапке и с тем самым косоватым прищуром, в который были влюблены девчонки нашего района. Он полон сил и бешеной подростковой энергии. Озорные глаза смотрят прямо и бесстрашно, а впереди целая жизнь. Я бережно храню эту фотографию, я хочу запомнить его таким. И я буду помнить его таким.