Владислав Март Капля

В тот день люди в интернете выдумали новое явление природы — чёрную метель. Из всех скоплений снобов и рукоблудов рассортированных у меня в телефоне по алфавиту сквозило это новое словосочетание. Чёрная метель обрушилась на Москву. Чёрная метель повалила дерево на остановку с людьми. Чёрная метель, чёрная метель… Я подошёл к окну, транслирующему вечер полный неба, что в свою очередь было полно хлопьями снега. Такого жирного и белого, что иной ассоциации кроме битвы подушками в ангельской казарме у меня не появлялось. Ветер гонял выпавшие перья райских птиц-блондинок над фонарями и окуклившимися машинами, однако, всё, что только видел взгляд за стеклом было удивительно белым и нежным. Чёрная метель должно быть проросла в головах людей из интернета и заполнила их хрусталики сажей. Я же наслаждался белизной объёмных кусочков снега, мягко порхающего и стремящегося принести наименьшее неудовлетворение подоконнику, карнизу и балкону. Я даже приоткрыл окно впуская некоторых представителей ангельских перьев в кухню. Снег был мягкий и тёплый. Это не удивило, красиво должно быть мягким и тёплым, лишь поднявшаяся из впадины памяти цитата «Наутилус Помпилиус» отослала к какой-то невесёлой комбинации слов. Падал тёплый снег… Он завёл мотор… Все оказались на холодном столе морга… Подростковое время, потраченное на придумывание декаданса, вечно мешает целиком насладиться моментом. Моим взрослым, отрощенным и кальцифицировавшимся моментом. Не ту музыку мы слушали в молодости, ох, не ту. Такое умное и грустное следовало слушать позже. Но мы называли это попсой и готовы были жевать магнитофонную ленту, лишь бы потреблять только правильный русский рок.

Окно закрылось будто само по себе, гости-снеги, вошедшие с неба, растворились в жаре кухни. Стекло стало непрозрачным и не столько пропускало внутрь отсутствие всякой чёрной метели, как больше переводило на свой экран моё отражение с кружкой в правой руке. Отражение я и видел, в нём знакомый мне мужчина держал кружку в левой руке. Оно, отражённое живое видео, перенеслось к ветру и хлопьям, к голым веткам тополя, к шапке вчерашнего снега на незнакомой китайской легковушке. Я мог бы выключить свет в кухне и вернуть шоу подушечных перьев, но я замер, проворачивая карандашом в голове всё ту же кассету «Наутилуса». С грубой правдой о жизни, которой не понимали ни тогда и никогда. Кассета закончилась. Содержимое кружки остыло. А по мнению головы в интернете всё ещё летала Маргаритой над столицей чёрная метель. Где же она? Может быть завтра. Может оказаться завтра всё почернеет. Дошло до выключения интернета с его головами. Наступила календарная ночь. Я приехал на старую московскую квартиру чтобы немного поработать с книгами и подождать пятницы с театральной премьерой. А вместо того, память хороводом хлопьев закружила меня. Что было до этого всего? До квартиры, до метели, до этого уюта за тёплым стеклом? Как вышло, что я один и согреваю сам себе напиток и тем доволен? До сегодняшнего для меня вела дорога молодости, полная отчаянности и переоценки. И всего только трижды встретила я на ней препятствие, а лучше сказать перекрёсток. Проходя их в определённом направлении я и написал историю своей жизни до сегодняшней метели. Оплошности ли то были или прозрения? Назад пути нет, я изменил ими себя и немного окружающий мир.

Первая оплошность молодости, как не вспомнить, усваивая тёплый напиток. Кто ещё вспомнит? Она? С ней дороги разошлись. Судьба уберегла её от меня. После неё никто так близко не подбирался к моему сердцу. С ней была ящерица, ящерица маори. Вся состоящая из полуспиралей и завитков, серпов и полуокружностей с редкими вписанными между ними долгими треугольниками. Плоская и почти чёрная, ящерица не была видна ей самой, но показывалась на четверть окружающим. Собственно, она могла и не знать, что ящерица при ней или что она с ней. Хотя глупо такое предполагать, подозревать что ящерица поселилась без приглашения. Конечно же ящерица была с ней специально. Замерла за спускающими к плечам волосами над левой трапециевидной мышцей, голову свою положила ближе к передней поверхности шеи, а задние лапы и хвост зацепились позади и уходили к остистым отросткам грудных позвонков. Во время редких поворотов головы она предъявляла миру ящерицу и та, сканировала окружение, предполагала нужна ли хозяйке защита. Ведь это ящерица маори. Символ воина, проворства, храбрости. Не обманись тонкостью шеи, цепкость и сила защитника рядом.

Официант спрятал свои предплечья за спину, сложил руки в какой-то обученной позе, так что ни я, ни она, не успели рассмотреть. Мухомор ли это был? Мухомор, как и любой гриб с выраженной шляпкой — такая проза. Если только это не часть композиции к Алисе, гусенице или чему-то оригинальному. Я откинулся к спинке стула и посмотрел за спину официанту. Это не мухомор. Это такой же плоский чёрный рисунок в стиле маори. Это скат. Широкое треугольное тело и вьющийся хвост, из подобных запятым элементов, их я принял за шляпку и ножку гриба. Скат — мощный оберег. Защитник. Удивление рыбака. Какое воинственное тем не менее окружение складывается подле меня. Маори-ящерица и маори-скат. Тренды этого года? В подворотне открыл тату-салон иммигрант из Новой Зеландии? Встреченное повлияло на выбор блюд. Из меню на стол попали пицца с морепродуктами и салат океанического содержания. Ящерица одобрительно посмотрела и спряталась за причёской. Зачем всем этим людям защитные обереги?

Чай принёс другой помощник. Два дельфина доставили девушку с веснушками. Расставили каждый, используя подвластные им правую и левую руки, чашки и зажгли свечу в подставке под стеклянным чайником. Два дельфина, левый обращённый головой вверх, правый вниз, конечно же состояли из раздробленных чёрных элементов узора маори. Третий человек то ли защищался, то ли показывал возможную агрессию, пассивную агрессию, покрывая себя древними сюжетами в моём присутствии. Маленькое пламя свечи казалось не справится с литровым сосудом, но спросить подкинуть огня было уже некого. Дельфины-обереги унесли свою хозяйку в сторону кухни. Я был в стране маори, на их торжественном ужине. Но после еды, после всех этих знаков, этого ведущего за руку знака, пути к правильному решению, я свернул. Ушёл в другой подвал, к другому мастеру. Ведь по всему, по логике и бытию, по осадку на дне бутылки рислинга, по положению, мать их, звёзд, по кулакам и по паспорту, должен был я сделать тату акулы маори. Приумножить маори в мире. Защитить свой покров и в то же время показать окружающим имя. Демонстрировать то, что я есть и как с этим обращаться.