заключается во взаимной любви, которой я, к уже нарастающей своей досаде, так и не нашёл. Вдруг я обратил внимание на прекрасную женщину, одетую как красавица из кино: на ней было чёрное платье, длинные бархатные перчатки и жемчужное ожерелье. «Вероятно, модница…» — подумал я, но меня поразило не столько богатое её одеяние, сколько удивительная печаль в её глазах. «Ну конечно, модница! — уже без всяких сомнений решил я. — Она любит красиво наряжаться, и драгоценная заколка как раз принадлежит ей. Она ведь так тоскливо глядит, как будто ждёт, что сейчас кто-то вручит ей потерянную вещь, которую она уже не надеется отыскать. Преподнесу ей чудо!» Я вынул из кармана пиджака заколку и уже пошёл, было, к прекрасной незнакомке, но та вдруг тоже встала, взглянула на ажурные настенные часы и, точно разочаровавшись, удалилась из ресторана. Я поспешил за ней, но та, вероятно, ушла уже довольно далеко. «Ну вот! Она уже исчезла. — расстроился я, переходя через дорогу. — А вдруг это она и была? Она, что отблагодарила бы меня за находку, а может, даже стала бы моей подругой? А ведь я не успел даже спросить её имени, адреса…»

— Гражданин, что это за невнимательность?! — окликнул меня какой-то прохожий. — Вы же чуть не попали под машину!

— В самом деле?.. — пробормотал я смущённо. — Для неё это было бы очень печально…

И, не отвечая на дальнейшие вопросы прохожего, поплёлся вдоль аллеи. Вокруг люди весело смеялись, болтали с кем-то, а я сокрушался о своём одиночестве — оно оставляло слишком много простора для тоскливых мыслей. «Что делать? Не могу же я всё время сидеть в квартире и ждать её! Неужели владелица заколки так и не найдётся?.. А для меня не найдётся подруга…» Однако долго тосковать мне не пришлось: на следующий день в городе отмечался праздник, и настроение у меня поднялось, а с ним и воображение. По мере того, как в скверах играла музыка, а весёлые люди прогуливались по нарядным улицам, мне казалось, что моя застенчивая героиня находится со мной. Я живо представлял, как иду с ней по улице, как мы останавливаемся под усыпанным белым цветом деревом, и как она снова сердечно благодарит меня за найденную заколку. «Не стоит, — говорю в ответ я. — Вы хотели бы съездить со мной в Царское Село? Парк в нём очень красив, да и я часто туда наведываюсь, чтобы провести день с удовольствием.» И оказывается, что моя подруга тоже не прочь провести там праздник, и мы, сев в автобус, поехали Царское Село. В парке мы не переставали восхищаться весенней красоте цветения, а когда мы видели на зеркальной глади прудов плавающих уток, то она хлопала в ладоши и, смеясь, кричала: «Смотрите, утки, утки!» Затем доставала хлеб и кормила их (жаль, что на самом деле кормил их я). Я делал всё, чтобы она была счастлива: фотографировал для неё белок, плёл венки из одуванчиков, и даже пытался сорвать листочек с дуба. Но дуб был высок, а она не отступала: «Нет, вы достаньте, мне нравится собирать листья с разных деревьев.» А может, это опять мне нравилось, а не ей?.. Что бы там ни было, а я всё-таки подпрыгнул и сорвал листок дуба. «Не пора ли домой?» — вспомнил то ли я, то ли мой внутренний голос. Но она взглянула на меня своими таинственными тёмными глазами: «Знаете, мне так хочется увидеть здесь закат… Это ведь будет очень красиво.» «А вы, я вижу, как и я, тоже держитесь поэтических взглядов.» — заметил я. «Верно. — кивнула она своей красивой головкой. — Вы были одиноки, и я тоже. Необычно же однако, что такие люди и создаются в одиночестве, а найти друг друга им непросто…» Такой я себе мою красавицу и представлял: тихую, нежную, разделяющую мои взгляды. Я невольно рисовал её внешность как у той незнакомки из ресторана, но, по моим представлениям, моя подруга носила ещё и широкую шляпу, как отблеск того далёкого времени… Я готов был беседовать с ней хоть всю ночь, и она, наверное, нисколько бы не смутилась… Словом, не заметил я, как стемнело. Только тогда я опомнился, и поскорее выскочил из царства грёз в шумящий город, а оттуда — на автобусе в Петербург. Домой я вернулся уже далеко заполночь, когда тёмно-синее небо освещалось лишь луной, а окна во многих домах не светились. Но красавица ещё долго продолжала махать мне вслед, стоя под яблонями, издающими в ночном воздухе сильный аромат…

Но, в самом деле, не дремать же вечно в своём внутреннем мире! Воображаемая дружба — конечно, блаженство, но хотелось бы поискать его в реальной жизни. Об этом я и размышлял когда работал и когда обедал дома. Только вдруг — звонок в дверь! Кто бы это мог быть? А на пороге девушка стоит — в модных джинсах, с короткими волосами, крашенная-перекрашенная.

— Здрасте, — говорит, — это вы значит, мою заколку на Васильевском нашли?

Растерянный, я ответил утвердительно. Не диво, что растерянный: неужели передо мной сейчас стояла та, с которой я так стремился встретиться, с которой мысленно гулял и разговаривал? Я таких девушек каждый день вижу, и ни одна из них даже симпатии ещё у меня не вызывала. Посетительница была немногословна, и, приняв заколку, ответила кратко и бесстрастно: «Спасибо.» После достала из сумочки завибрировавший мобильный телефон и начала разговор (откуда только слова взялись?):

— О, это ты, Ника? Приветики! С радостью сообщаю, что самая дорогая из моих заколок нашлась. Да, мне всегда везёт! И передай Олегу, что я его очень люблю, и планирую посетить его на работе. Окей, уже еду!

Закончив свою недолгую речь, незнакомка упорхнула, а я остался стоять на месте смущённый и даже слегка разочарованный. Эта девушка была, определённо, не тем, что я ожидал… Чего же стоили все эти ожидания? Я зашёл в свою комнату, и взгляд мой остановился на письменном столе; на нём всё ещё лежал дубовый листок, который я сорвал для своей воображаемой подруги. Мне вспомнилось, что лишь к ней у меня была горячая и беззаветная любовь. Да и вообще, сейчас неважно, кого любить — важно, как! Я принял твёрдое решение записать эту необычную историю любви — и толкнуло меня на это ничто иное как заколка, найденная на Васильевском острове. Да… Вот такие добрые и милые одинокие мечтатели, вроде меня, часто и становятся писателями. А чем же мне ещё заниматься? Рисую я ужасно, на скрипке и пианино играть мне тоже не дано… А придумывать и расписывать всё придуманное я давно умею в совершенстве, и выполняю это дело с великой любовью. Ведь образ, выдуманный мною, не должен исчезнуть бесследно, как любая несбывшаяся мечта — подарю ему жизнь хотя бы на бумаге. Пускай мои мечты разрушены, пусть я по-прежнему одинок — но у меня появилась определённая цель: писать о том, что и придуманный образ можно любить искренне и страстно. Возможно, впоследствии какие-нибудь девушки,