вынесет. Но тут я ничем не могу ей помочь, не дорос еще, как говорится.

Прежде чем идти в кампус, я поплелся к школьной медичке. Костяшки сильно болели и начали припухать, а мне еще дисциплинарку отрабатывать, и не факт, что меня не заставят сортиры драить под гогот того же Лося. И это мне еще повезет, потому что с директора станется, под нажимом любящего папика заставить меня драить женские сортиры под улюлюканье толпящихся в коридоре уродов из лосевской свиты и злобные взгляды девчонок. В любом случае, мне раны не нужны, чтобы тряпку в руках суметь удержать, поэтому нужно переть в больничку и надеяться на то, чтобы Любовь Ивановна пребывала в хорошем расположении духа.

Настроение у медички было среднее. Окинув меня пристальным взглядом, Любаша скривила губы, накрашенные ярко-красной помадой и сухо произнесла.

— Даже странно, что не морда. Показывай, — и она требовательно протянула руку. Я послушно показал ей свои разбитые пальцы, садясь на жесткую кушетку. — Вот чтобы таких травм не получать, придумали защиту. А еще лучше, кастет, — я посмотрел на нее, мысленно присвистнув. Медичка у нас оказывается далеко не пацифист. Она же тем временем подставила мне под руки на передвижном столике металлический лоток, вытащила бутыль с резко пахнущей отравой и щедро плеснула из этой бутыли прямо на воспаленную кожу. Вот честно, я чуть не взвыл, и реально почувствовал, что сейчас еще чуть-чуть и моча брызнет, так это было больно. — Терпи, — Любаша с философским видом провела по дымящимся в прямом смысле этого слова ранам прозрачной диагностической линейкой, в которую было встроено стационарное заклинание определения глубины поражения. Это я узнал, когда валялся на больничной койке почти сутки, после того как очнулся в избитом теле местного Савельева, бывшего в отличие от меня полным задротом. А ведь мы с ним совершенно не отличаемся друг от друга внешне, ну, почти. Обладая похожим лицом, цветом волос и глаз, а также имея очень похожих матерей, которых Марина зовут, и подозреваю, что и с отцом дело состоит схожим образом, этот Виталий Савельев, был худой, с мышцами больше похожими на кисель, и в добавок ко всему он сутулился. Так что работать мне было над чем, я-то себя не запускал, и, вообще, как никак морпехом был, даже на берет сдал, м-да. Люба снова плеснула свою огненную жижу на раны, и принялась изучающе их рассматривать. На этот раз боль была поменьше, и я сумел процедить, сквозь стиснутые зубы.

— Тебе не медичкой, тебе палачом на рудниках работать, каторжников пытать в профилактических целях.

— Эх, я бы с радостью, вот только не взяли, гады. И в обосновании отказа написали, что отворот поворот дали по причине излишней жестокости, — она усмехнулась и щелкнула сцепленными в замок пальцами, затем поднесла руки к моим ранкам и прикрыла глаза, бормоча что-то неразборчивое. От кончиков ее пальцев отделились несколько золотистых искорок, которые немного поднялись в воздух, а затем все вместе нырнули в мои горящие огнем конечности. Боль тут же прошла, а ссадины начали затягиваться молодой нежной кожей. Еще пара секунд и на руках не осталось и следа от недавних повреждений. Люба открыла глаза, в которых несколько секунд еще полыхало золотистое пламя только что вызванного дара, которые быстро потухли и на меня снова смотрела привычная, циничная и в меру развязная медичка, которая не стеснялась меня осматривать в прошлый раз, зажав ярко-красными губами сигарету. — Свободен. И, Савельев, обратись к воздушникам. Твой сосед Кузин, вроде из них. Пускай они тебе защиту на руки изготовят. А лучше, купи кастет.

Отсалютовав ей уже здоровыми руками, я выскочил из лазарета и направился уже к кампусу. Надо пожрать успеть, да Кузю предупредить, что меня сегодня, скорее всего, припрягут на дисциплинарные работы.

Пройдя по посыпанной мелким белым гравием, приятно шуршащим под ногами, дорожке мимо учебных корпусов, стадиона и полигона для отработки боевых заклятий, я вышел непосредственно к воротам кампуса. Подойдя ближе, протянул руку с ключом, по которому скользнул луч-идентификатор, и принялся ждать, когда откроется металлическая дверь, состоящая из острых металлических пик, плотно переплетенных между собой. Наконец, опознание произошло и передо мной открылась дверь, но все равно я вздрогнул, увидев, как одна из пик шевельнулась и ее острие оказалось нацеленным в мою сторону. Но ничего криминального не произошло, и я быстро дошел до огромного здания общаги, в котором на втором этаже западного крыла находилась крохотная комнатка, которую я делил с Сашкой Кузиным, или попросту Кузей, из клана воздушников и таких же знатных неудачников, как и Савельевы.

Глава 2

— Ну что? — Кузя оторвал голову от учебника, который читал до того момента как я вошел в комнату и упал на свою кровать, и посмотрел на меня слегка воспаленными от постоянного чтения глазами.

— Живой и, как видишь, не лишенный ключа, — я продемонстрировал дельту, хотя само мое нахождение в комнате делало абсурдным теорию о том, что я каким-то образом, будучи уже не студентом, попал на территорию кампуса. — Викентий сказал, что меня ждет жуткая дисциплинарка, и в общем-то все на этом.

— И с чего он такой добренький? Когда тебя мутузили так, что я боялся, что ты когда-нибудь сдохнешь в луже собственной кровищи, на это вообще не обращали внимания, а тут сразу всех на ковер потащили. А ведь ты ему даже нос не сломал, по-моему, — Кузя развернулся ко мне вместе со стулом и сложил руки на груди, словно обвиняя меня в том, что я сначала давал себя избивать, а потом внезапно дал сдачи и поставил себя тем самым под угрозу отчисления.

— Да нет, носяру я ему попортил, это точно, — заложив руки за голову, я принялся рассматривать потолок с горящим на нем шаром, аналогом привычной мне лампочки накаливания. Из того, что я уже узнал об этом мире, можно сделать определенные выводы. — Думаю, что все дело в престиже школы. Если здесь будут учиться все типа того же Лося, и выгонят всех представителей старой аристократии, то престиж этот рухнет в тот же день. Школе-то уже без малого три сотни лет, здесь сложившиеся традиции и все такое. Так что никого из нас не выгонят. Но, если когда-нибудь Лосик кого-то до смерти забодает, ему тоже ни черта не будет грозить, папашкины деньги все, что нужно смажут толстым слоем и даже скрипа не раздастся, а гибель студента спишут на несчастный случай.

— Как-то это нехорошо звучит, не внушающе оптимизма, — и Кузя снова развернулся к столу и принялся читать учебник, что-то периодически записывая в блокнот. По какой-то причине текст книг, касаемых магии и дара в целом, мог храниться