контейнеры из фольги. Верка везет Мартини, колбаску и рыбку на закуску, а еще оливки. Где только она покупает такие вкусные и большие оливки, для нас до сих пор секрет. Я достаю сыр и закуски. У меня чудесная кухарка — тетя Даша. Она делает вкуснейшие салаты и печет обворожительные, тонкие коржи, из которых сооружает вкуснейшие пирожные.

И вот мы уже в сборе. Натка накрывает стол на веранде, а я расставляю свечи и светильники. Девчонки всегда приезжают поздно вечером, ведь у каждой куча хлопот. Кто-то удовлетворяет очередного пупсика, а кому-то надо наготовить кастрюлю борща на трех мужчин.

Только мне ничего не надо. Может поэтому у меня так рвет «крышечку у чайника».

Пока накрываем на стол, я вкратце рассказываю девчонкам о своей находке под их охи и ахи. Те костерят моего муженька самыми жуткими ругательствами. И козел то он винторогий, и осел то он парнокопытный (хотя это животное точно относится непарнокопытным), и баран то он безрогий. Список эпитетов практически бесконечный, особенно старалась Натуся. Уж прозвища для моего мужа из ее рта сыпались такие, что у грузчика бы уши в трубочку свернулись. Ната всегда преклонялась перед моим мужем. Ведь не каждый мужик с нуля создаст свой бизнес, женится на любимой женщине и будет ей хранить верность несмотря ни на что. И вот этот светоч любви и верности вдруг так наложал.

— Прости, Васька, но может ты ошиблась, — обращается ко мне Вера. Она со студенческим времен зовет меня не Василисой, а Васькой, и это имя так ко мне прикипело, что Васькой меня теперь кличут все.

— Вась, может действительно ты все выдумала? — вдруг спрашивает меня Ната.

И я достаю свой аргумент — папку с тестами.

Девчонки листают, Вера удивленно приподняла брови, а Ната …все делает как-то очень нервно. Она внимательно просматривает каждый тест и пересчитывает их.

— Четыре! Вот козёл! — выдает она. — Это ж надо! Четыре бабы значит у него!

— Почему четыре? Может, у какой-то бабы родилось два ребенка, мы же не знаем, — удивляюсь я.

— Нет, ты посмотри на него! — продолжает изрыгать ругательства Ната. — Вот ведь конь с яйцами, осеменитель хренов, неймется ему.

Даже Вера удивленно посмотрела на Натку.

— Нат, ты чего? Ваську успокоить надо, а ты ее еще больше заводишь, — Верка пытается угомонить подругу.

— Вот и верь после этого мужикам, — Натка наливает себе шампанское, потом смотрит на тонкий фужер. — Вась, а у тебя нет коньяка?

Я иду в кухню и шарю по полкам. Коньяка не завалялось, а потом вспоминаю о баре, что в кабинете у мужа.

Там действительно целый набор коллекционных коньяков. Перебираю бутылки, нюхаю пробки. Не люблю коньяки, от них пахнет клопами. Выбираю тот, запах которого мне больше всего понравился, и иду обратно, по дороге прихватив три бокала под напиток. Чувствую, что ночь у нас сегодня будет длинная, благо завтра выходной и подругам не надо спозаранку ехать на работу.

— Значит, твой благоверный решил исполнить мечту о наследнике? — Вера задумчиво чешет подбородок.

Натка хмыкает и отворачивается.

— Не могу поверить, что он пошёл налево, а как хорошо мне в уши заливал, — я смотрю на стоящий передо мной бокал с напитком и представляю лицо своего мужа, рука стискивает фигурную ножку. Бокал хрустит в моей руке, и ножка отлетает, разрезая мне руку.

— Ой, Вась, кровь, — визжит Ната, только Верка сразу находится, бежит на кухню к шкафчику, где хранится аптечка. Через полчаса моя рука перевязана.

— Ну, все, красавица, пьешь только из пластмассовой посуды, — и Вера ставит передо мной обычный стаканчик, с которым мы когда-то ходили в походы. — Для твоей нервной системы сейчас лучше помять пластмассу.

— Вер, вот объясни мне, почему он меня не отпустил? Ведь тринадцать лет назад я бы могла начать другую жизнь. Мужики вокруг меня еще крутились.

— Вась, ну сама подумай, любил, наверное.

— Тогда что сейчас? — и я закидываю в себя коньяк из стаканчика, морщусь и закусываю оливкой.

— А сейчас у вас кризис отношений, который вы запихнули внутрь себя, и внешне никак не проявляете, — спокойно вещает Вера.

— Кризис? Это у них то кризис? Да катаются, как сыр в масле, — зло обрывает Ната. — Он с жиру у тебя бесится, Вася. Надо было ему предложить что-то новое в постели, например, игрушки для секса.

— С ума сошла, он бы меня так далеко послал, а потом бы полгода мозг чайной ложкой выедал, — злюсь на Натку, легко ей говорить, с моим бы мужиком пожила.

— У вас, Вася, кризис сорокалетия. Ему наследника вдруг захотелось, а ты оказалась …

— А я оказалась домашней клушей, никому не нужной, отработанный материал, — горько говорю я.

— Вась, ну какой ты отработанный материал, — возмущается Вера. — Измени ему и роди ребеночка.

— Вера, мне скоро сорок, какой ребеночек?

— Вася, ты совсем дура, у меня на днях женщина рожала пятидесяти лет, двойню родила. А тебе всего-то сорок будет, ты еще и вырастить успеешь, и выучить, — возмущается Вера. — А на счет твоего козла винторогого, то надо спросить у Славки, а мог ли он вообще зачать ребенка, насколько я помню, Слава говорил, что там у него в анамнезе астеноспермия более семидесяти процентов. Если он не лечился, то любое зачатие весьма проблематично. Разве что бабенка термоядерная попадется, которая от его чиха забеременеть сможет.

— Он не лечился, сказал, что это все ерунда, и он здоров, — машу я рукой.

— Тогда не понятно, почему он начал делать тест ДНК, значит, сомнения все же появились, — Верка рассуждает прямо как следователь.

— Может и появились сомнения, мне то от этого не легче, — бурчу я.

— Так ты считаешь, что он не мог зачать детей, — как-то странно вдруг спросила Ната.

— Ну, не то чтобы совсем не мог, но я помню по результатам исследования, что вероятность там была очень низкая, конечно, если он после этого не лечился, может быть тайно, — добавляет Вера.

— Он не лечился, — это уж я точно знаю, от меня бы не скрылся прием таблеток или другое лечение, пока он был дома, я знала всё его расписание, в нем не было врачей, обследований и прочего. Да и интимную сферу не скрыть. — И последнее время его мучала простата.

— Тогда вероятность нулевая, — спокойно рассуждает Вера.

— И что мне теперь делать? — смотрю на подруг. — Развод? В сорок лет остаться никому не нужной брошенкой?

— Вась, ты на себя в зеркало давно смотрела? — обрывает меня Вера. — Красивая, молодая, стройная, что значит брошенка, да мужики мимо проходят, шеи сворачивают. Тебе на вид больше двадцати лет никто не даст.

— Вер, ну какие двадцать? Сорок уже не