овражками и водоёмами. Это было поле для гольфа. Впереди, метрах в пятидесяти, привлекательная женская фигурка с клюшкой на плече активно жестикулировала и что-то кричала невидимому собеседнику. Подойдя ближе, я залюбовался стройной девушкой в короткой белой юбке, обтягивающей голубой футболке и кроссовках. На голову она то и дело надевала и тут же снимала бейсболку. Когда я подошёл ближе, барышня в сердцах топнула ногой и с силой бросила в траву клюшку вместе с головным убором.

«Бестолочь!» — кричала девушка в сторону горизонта и грозила туда же кулаком. Бестолочью оказался забавного вида мужичок, испуганно мечущийся в разные стороны с надеждой понять, что от него требуется. Его длинные спутанные волосы торчали в разные стороны. Всклокоченная борода до самого пояса развевалась в такт метаниям по полю. Из одежды на нём были огромные висящие на подтяжках шорты, которые то и дело подпрыгивали до самой груди, обнажая худые ноги, обутые в кирзовые сапоги. В одной руке он держал длинный шест с красным флажком на конце, а другой пристраивал к глазу постоянно выпадающий монокль.

— Надеюсь, ты на меня камень за пазухой не держишь? — улыбнулась Лилит, глядя на мой раздувшийся живот.

Живот тут же зашевелился, и через горловину футболки на свет появилась голова моего «домашнего» животного.

— Мне кажется или тут пахнет серой? — нарочито громко спросила белка, делая склочную морду.

Лилит засмеялась и захлопала в ладоши.

— Обалдеть! Это же Рататоск! Какая прелесть!

— Чего? Фильтруй хрюханину, кошёлка крашеная! — возмутилась белка. — Сама ты прелесть… — и немного подумав, добавила: — Мордора!

— Тося, — как можно ласковее улыбнулась Лилит. — Если ты сейчас не заткнёшься, я тебе хвост оторву вместе с задницей.

Белка набрала было воздух, но осеклась. Получился лишь глубокий вздох. Она нахмурилась и, показав обидчице язык, демонстративно повернулась задом. «Сама задница!» — тихо прошипела белка рядом с моим ухом. Я не сдержал улыбку и, чтобы не выдать подругу, прикрыл рот рукой, как бы почёсывая нос. Лилит это заметила и цыкнула. Тося, проворно обвив мою шею, сползла обратно под футболку. Мы не выдержали и рассмеялись.

— Тося? Мне бы и в голову не пришло её так назвать.

— Ага. Рататоск — язык сломаешь выговаривать.

Белка сердито заёрзала у меня под майкой, но промолчала.

— Мы слишком долго знакомы, чтобы церемонии разводить, — продолжала Лилит. — Абсолютно отмороженное существо. Как ты её терпишь?

— О! Она сказала, что я результат череды ошибок Создателя и не быть ей Рататоск, если она это не исправит, — улыбнулся я.

— Думаю, что сможет, — почти серьёзно сообщила Лилит. — Вообще-то, как ни крути, а она Бог, хоть и маленький.

«Замри тут!» — неожиданно крикнула Лилит, глядя мне за спину.

Я опешил и замер. Но оказалось, что команда адресована не мне. Лилит размахнулась клюшкой, смешно сдула упавшую на глаза чёлку и сильно врезала по мячу.

— Ну вот. Опять мимо! — в сердцах топнула ногой Лилит и отвернулась.

— Думаю, на этот раз ты попала, — сказал я, указывая рукой в сторону пущенного мяча.

Она оглянулась. На том конце поля навстречу пущенному снаряду нёсся бородатый декадент в монокле. Его скорость впечатляла. Мы оба уставились, как заворожённые, переводя взгляды то на него, то на мяч. Ещё несколько прыжков, и наш красавец уже стоял на месте. Он вытянул голову, и мяч угодил ему прямо в лоб. Мужик крякнул и бухнулся на землю.

— Попала, попала! — веселилась Лилит, хлопая в ладоши и подпрыгивая. — Какая я молодец!

— Развлекаешься?

— Ага.

— Что это за клоун? — кивнул я в сторону не шевелящегося тела.

— Один мой старый знакомый. Пренеприятнейшая личность.

— Эй ты! — крикнула Лилит. — Хватит валяться — простудишься.

Мужик поднял голову, приладил на глаз монокль и как ни в чём не бывало послушно потрусил к нам.

— Вот, познакомься, — проверяя клюшку на изгиб, кивнула она в сторону растрёпанного чуда.

«Чудо» оказалось ниже меня ростом почти на голову. Сначала он склонился в куртуазном поклоне, а затем почему-то по-гусарски щёлкнул каблуками, от чего монокль вылетел со своего законного места. Водрузив его обратно, мужичок виновато улыбнулся, сверкнув золотым зубом.

— Позвольте представиться: барон Ронан Самедиевич Дубровский. Потомок древнего, но несколько обедневшего рода. Наверное, вы слышали эту историю?

Я отрицательно замотал головой, и мой новый знакомый доверительно казал:

— По подлейшему навету соседей Фемида лишила моих предков крова, и пришлось им бомжевать-с, да. Возглавили крестьянское освободительное движение в губернии. Ну как движение… разбойничали немножко. Но исключительно честно. Да, да.

— Но не стоит восхищений. Мы, настоящие аристократы, весьма скромны и довольствуемся только малой толикой обожания, — грустным тоном сказал он, почёсывая волосатую грудь.

Я вопросительно посмотрел на Лилит. Она, воздев глаза к небу, раздражённо прошипела:

— Роня! Как ты мне надоел, аристократ недоделанный!

На шум появилась белка и устроилась на плече.

— Знаешь? — продолжала Лилит, уже обращаясь ко мне. — Он действительно из выдающейся семьи. Отец — Барон Суббота, больше известный как Самеди, если тебе это о чём-то говорит. Многогранная личность. Алкаш и бабник. Вообще-то он лоа — африканский дух, проводник в царство мёртвых. Страшный матерщинник и сексуальный маньяк. Но с ним всегда легко и весело. Когда мне грустно, он всегда знает, как развлечь. Хочешь, познакомлю как-нибудь?

Я неопределённо пожал плечами, а Лилит продолжала:

— Маму Рона зовут Бриджитт. Тоже не дура выпить, но характера мягкого и покладистого, если не доставать. Они с бароном вместе уже много веков и, как ни странно, вполне довольны этим союзом.

Что же касается самого Рона, то он унаследовал от родителей качества, которые вряд ли можно назвать положительными. К тому же никто не пытался их загнать в глубины души хорошим воспитанием. С самого рождения он только и делал, что спал. Папашка, весельчак и балагур, глядя на это тщедушное, аморфное тельце, нарёк его Ронан, что в переводе означает «маленький тюлень». О, знал бы он тогда, как ошибался в выборе имени. «Тюлень» просто набирался сил перед бурной деятельностью.

Нужно сказать, что малыш рос любознательным и проявлял немалые способности к наукам, чем весьма огорчал папочку. А Сенека, Платон, Ансельм Кентерберийский… Да, да, в разное время они учили нашего друга уму-разуму и весьма были им довольны. Но, как говорится, многие знания умножают печали, причём не обязательно того, кто ими обладает. Наш пострел решил ни