шаги на лестнице слышала, а его — нет.

— Он взлетел по лестнице, или забрался в окно по веревочной лестнице, или сидел в засаде с самого обеда, — выдала подруга кучу версий.

Наверху скрипнула дверь. Мы замолчали. Мимо нас прошла Лариса с красными заплаканными глазами.

— Она непохожа на женщину после бурной ночи любви, — заметила Татьяна. — Может, тебе все приснилось?

Я только плечами пожала.

На следующий день Олег предложил устроить шашлыки на берегу озера. Идея была встречена с восторгом. В соседней деревне в малюсеньком магазинчике с гордой надписью «Универсам», мы купили мясо и сухое вино, а лук, молодой чеснок, зелень и малосольные огурчики продавщица продала нам в частном порядке. После обеда, когда мы с девчонками на веранде мариновали мясо, а Олег пошел к озеру подготовить костровище и дрова, я увидела Ларису, идущую по дорожке к дому, и неожиданно для самой себя предложила:

— А давайте ее с нами позовем на шашлыки.

— Она не пойдет, — сказала Татьяна.

— А вдруг?

— Ну попробуй, — сказала Вика. — Может, она согласится.

Я вытерла руки и подошла к вошедшей в дом Ларисе.

— Лариса, у нас есть к вам дело, — начала я.

— Какое? — насторожилась она.

— Сегодня вечером, часов в восемь, мы собираемся на озере жарить шашлыки. Предлагаем вам присоединиться к нашей компании.

— Спасибо, но я не могу.

— Почему? — к нам подошла Вика. — Посидим у костра, попьем вина. Или вы чем-то заняты?

— Да нет, я не занята, — Лариса замялась, но потом решительно сказала, — я вам, честное слово, очень признательна за то, что вы пригласили меня сейчас и постоянно зовете в вашу компанию, но прошу больше так не делать.

— Мы вам неприятны? — удивилась Вика.

— Нет, — Лариса посмотрела на меня, и я увидела в ее взгляде боль и тоску. Ее измученное лицо, темные круги под глазами выдавали смертельно уставшего человека. Все это никак не вязалось с ночными звуками у меня над головой.

— Нет, — повторила Лариса, — я не могу и не хочу веселиться с вами не потому, что вы мне неприятны. Полгода назад у меня погиб муж, и мне не до шашлыков и игры в дурака.

— Смерть мужа — это большое горе, — сказала я, — но нельзя хоронить себя заживо. Он умер, но вы-то живы.

— Я не хочу жить.

— Так нельзя говорить, — ужаснулась Вика, — вы молодая и симпатичная девушка, у вас вся жизнь впереди.

— Да что вы понимаете! — вдруг закричала на нас Лариса. — Я была с ним всегда, всю жизнь! С детского сада, со школьной парты! Все время вместе! Мы даже поступили в один институт, учились в одной группе! Только из-за уговоров родителей мы отложили свадьбу до конца учебы, хотя хотели расписаться еще на первом курсе. После свадьбы прошло всего два месяца и его не стало! Я не хочу жить без него! Я не могу жить без него!

Слезы текли по ее перекошенному лицу, голос срывался на визгливый крик.

— Так нельзя, — пробормотала совершенно ошарашенная Вика, — так…

— Да идите вы все к черту! — крикнула Лариса, оттолкнула Вику и пробежала мимо нас к лестнице.

Мы с Викой вернулись к Татьяне. Она сидела нахмурившись. Я молча развела руками.

— Ей нужно к хорошему психологу или даже к психиатру, — сказала Татьяна, — иначе крышу снесет совсем.

— Ты знаешь кого-нибудь? — спросила я.

— Знаю, Синельников, например. Но что толку? Как ты заставишь ее пойти к нему?

— Не знаю.

— Может, из близких кто уговорит, мать, например, — предположила Вика.

— Если только, — кивнула Татьяна. — Нас она не послушает. Да еще такая проблема: Синельников врач хороший, но и берет за свои сеансы тоже хорошо. Может оказаться не по карману.

— Плохо, — вздохнула Вика.

Я промолчала. У меня в голове никак не состыковывались ночные скрипы и сегодняшняя истерика Ларисы.

Шашлыки удались. Вечер был теплый, мясо вкусное, вина вдоволь. Мы ели, пили, болтали и хохотали. Мы купались голышом в черной, бархатной, нежной воде озера, а потом, покрываясь мурашками, разыскивали в темноте брошенную где попало одежду, путая футболки и глупо смеясь. Мы лежали на теплой, нагретой за день земле, и глядели в ночное небо, которое, в свою очередь, смотрело на нас глазами многочисленных созвездий. Я вспомнила свое детское увлечение астрономией и показывала на небе Большую и Малую Медведиц, Цефея, Кассиопею. Последняя Олегу особенно понравилась. Он то и дело дергал меня за руку и пьяно требовал показать ему «Касипею» еще раз.

Несмотря на то, что до турбазы было минут пять ходу, обратная дорога заняла у нас не менее получаса, потому что раздухарившийся Олег все время норовил куда-то свернуть, уйти, а потом за что-то обиделся на Вику и улегся на дороге, заявив, что никуда не пойдет и переночует здесь, а жене пусть будет стыдно. Мы с трудом его подняли, уговорили и довели до турбазы, но там он умудрился убежать от нас и залезть на теннисный стол под окнами нашего домика.

— Где Касипея?! — орал он, лежа на столе и тыча пальцем в небо.

Кое-как удалось его угомонить и отвести в дом. Пока мы его стаскивали со стола и пытались утихомирить, я потеряла шлепанец. Искать его в потемках у меня не было сил, и я отправилась спать, резонно полагая, что никуда моя обувь до утра не денется.

Я лежала в кровати и долго не могла уснуть. Стоило только закрыть глаза, как передо мной начинало кружиться звездное небо, да еще наверху цокали Ларисины каблуки и характерно скрипела кровать.

Под утро у меня немилосердно скрутило живот. Накинув ветровку прямо на пижаму, я судорожно искала второй шлепанец, пока не вспомнила, что оставила его ночью где-то у стола для пинг-понга. Так и пришлось мчаться к заветному домику босой на одну ногу, так как любая задержка грозила катастрофой. Потом, уже стоя около умывальника и пытаясь открутить тугой кран, я поразилась тишине, окутавшей турбазу. Все замерло и притаилось в сером предрассветном сумраке и ждало восхода солнца. Струя воды, хлынувшая из крана в жестяной желоб, загрохотала так, что я испугалась, что разбужу всех отдыхающих. Быстренько помыв руки, я отправилась искать потерянный ночью шлепанец. Мой тапочек одиноко лежал в густой мокрой траве под теннисным столом. Присев на корточки, я попыталась его достать, и это почти удалось, но я слишком сильно потянулась вперед, нога заскользила по влажной земле, и, не удержавшись, я плюхнулась на четвереньки.

Достав злополучный шлепанец, я уже собиралась встать, как в утренней тишине громко заскрипело открываемое кем-то окно. Я так и замерла под столом. Меньше всего хотелось, чтобы кто-то увидел сейчас меня в этом дурацком положении. Я осталась стоять на коленях, только чуть высунулась из-за стола,