с поволокой печали
и тоски, молебен полным ходом, на алтаре
все строки прочитав, что более ему дороги,
перворожденного младенца подняв за ножку,
им по нутру он чужд… Дабы напоминание о
бытие и жизни пришлой, под неусыпным
хора провождением, но вот в распахнувшихся
залах… Сияние… И на порогах облик девы,
в лучах своим явлением обязана зарнице,
скорее в ореоле благолепия, но случай
к случаю… Молитвы младое сердце
и привили в обитель, за гомоном пред ней
унылая картина, вокруг чащоба траурных
сердец, мышлением сравнимы с бесами,
та у их врат, затворники повперив взглядом
на агницу, на той голубке лазаря запеть
для них парящем, невольну облачая за руки,
и дело не подавно в красоте, над ней
скорее пуща, а сколько душ теперь
загублено числа и счета нет…
Вот выход на погост процессией… Стяжательно… Стремление не в смысле слиться, неделимым быть во всей вселенной, но плотью — кровью, все на тёмном, за панихидой, в рясах, томно… Чередом шествие до руин в подворье, последние заготовленья верша, возложен хворостом под небеса, сигул в сожжении, готовность до скончания за покаяние плату вносить, свой личный счёт, и по сему возложен вечный глас на вопиющего… Ниспосылая молчаньем вердикт, реликт покамест наливаясь… Являя в материях руны… Довлеет ад в возникшем образе… Над чужеродным тем распятьем виднеется грех… Развергся мрак потусторонний в древних копищах… Он на помосте… В руинах виден острог… Светило посередь него покоится… И… На пустошах, не прекращается гонка стихий… Подняв босую на руки, увенчана венцом предвестников, держа в перстах соцветия их бытия, наставник в скором изречении, что более мутить о тлен и присно, до церемонии древлейшей же, хотя бы и желанной, но тем не менее им бессмысленно, тем паче эхом до начала тризны всей округе… Помыслы не о над ней грядущем действе. Пребывая в заточении слёзном, чуть видя пред собою, окропить чрева с дарами наборов с угодий, о нём ненаглядном все помыслы, единоутробным мановеньем мирты от головы и до пят, и вот… Встречают огненные чресла, о милосердии, о том не идёт речи более, одним моновеньем на вдохе… Передаёт в пылающее лоно, пучине первозданной пламени, с головой накрыло полохом, на фоне стана в денницы зареве… Из ада полымя, простирать бы лишь ладони, анафема сокрыта в адском хоре, вот рубище на ней занялось, смешавшись пеклом на челе от ветоши с потреском, в непроглядном зареве длань рока по соседству, не возопить ей тем не менее, встречает адский хор и уносимый ветром гомон… За ним лишь стана очертания, секундою мгновение, за лицами… Чуть похоти узреть… и с головою в мир иной без дыма прогляди.
В скитаниях, но будучи иным, утратив все надежды разом и покой, от летаргии чуть только отошедши, дар светолепия приняв за длань как воздаяние, согнувшись над землей… Пути другой не сталось как и прибежища, того не зная, собою сами ноги приведут, ответы предзнаменований в их скоротечности, на веки вечные их под призором плевелы, не в силах удержать той неги сыворотку, в порок досталась мучительным укором, дыханье пустоты стремглав калейдоскоп завидев… Иначе падает… Вокруг миры, пространства, поветрия преданий безучастных, историй кипы звёздами, но забываются ментально… И выхода не находя, осело мантией безвременье… В тех измерениях, где постоянство непостижимо умственно, веленье в знаках и предвестиях, у лучика в кромешной мгле, польётся тот соцветьями из призмы, себя в печали утопив… Не зная устали, упрёка и веления, забыв родные связи, любовь, тепло и радость, желание оставить в стражде эпитафию… Миг здесь… Предвестий девы… Фантом под ряд в готовности… Себя в себе далече волочить ко дню от дня… По пресловутому ход далее в полуночи кострищами грядущего…
В краю поднебесной, её или сени, довлеет стук молота рока о веретёна судьбы, горн поливает мирриадом осколков и льдин, сторона где разбилось, разметалось ненастьем о крайность, рассыпалось в тлен рукотворство династий круговертью стихий, пургой сожаления, собою ли, стужою, собственно, или метелью… Разнятся пролёты веков, рябью застыли излёты их граней… Остовы массивов, в них слёты строений, паря, исчезая в местах, и вновь выплывая из пеленьи, аномальны узоры, по форме всё в преткновениях, застыв, очертания бурь, поверх, с жутким воем, в разбегах фасады колонн, в наложениях, поодаль довлеют карнизы, качаясь и монотонно, оплоты громадин, палитры цветов. В непроглядной той мгле ряды смертной тени, неустанно, обречены инфернальный исход, досрочно подписан на крах, извечный влачить. В забвении почили давно, неупокойны армады, блистая, в очервлённых полохах, отзвуки канонадами, отдаваясь, в дальних чертогах… В её созерцании, с ней рядом… По допотопности опахалом, покамест с расщелин кровоизлещит глас колесниц, материи бишь в её изваяниях… Теперь всё навсегда отголосками, и неустанно, барабанят каскадом по атмосфере, судеб вереницы на копях, течением ветра порывы не кажут, в небесном том сумраке хранительница, навечно, пост к эпилогу неспешно влачит, судьба разлучница на бесконечность положена цербером, и знать об этом дозволено лишь аспидам парящим…
(Поветрия, таинства, знакомства) Разошлись снегопады да далями зимы, брошены боры немыми укорами, поодаль в них ропот безучастным покровом, тоска белизною да всхожесть безлётная красотой. Атмосфера узорами, под ними также радение тщетно… Теперь чередою излучин в изгибах течения, убожесть дарована именем, в местах находясь, у прилучины стоя на всхолмиях, нет мученичеству веры в разодетых камзолах, блажение пущему вздор… Нуждение по мукам… Под выход найти из этого просто. Тщет ожидания мазать золою, чуть пачкая ноги… На пиках затмение солнца переживать… Предвестник в финальном промарге, дарует надежды разящий оплот, он статен ввиду, стоял здесь когда то…
Ледник со слезы, мощёный на вечном просчёте, сиянием тлена формами обретён. С пылью в нём прахи… Лишнего ничего не выносит, прелестно бы аже проблески зачатков на стороне артемид вовлечён, владеют инстинктами неустанно, подчас силой
Вот выход на погост процессией… Стяжательно… Стремление не в смысле слиться, неделимым быть во всей вселенной, но плотью — кровью, все на тёмном, за панихидой, в рясах, томно… Чередом шествие до руин в подворье, последние заготовленья верша, возложен хворостом под небеса, сигул в сожжении, готовность до скончания за покаяние плату вносить, свой личный счёт, и по сему возложен вечный глас на вопиющего… Ниспосылая молчаньем вердикт, реликт покамест наливаясь… Являя в материях руны… Довлеет ад в возникшем образе… Над чужеродным тем распятьем виднеется грех… Развергся мрак потусторонний в древних копищах… Он на помосте… В руинах виден острог… Светило посередь него покоится… И… На пустошах, не прекращается гонка стихий… Подняв босую на руки, увенчана венцом предвестников, держа в перстах соцветия их бытия, наставник в скором изречении, что более мутить о тлен и присно, до церемонии древлейшей же, хотя бы и желанной, но тем не менее им бессмысленно, тем паче эхом до начала тризны всей округе… Помыслы не о над ней грядущем действе. Пребывая в заточении слёзном, чуть видя пред собою, окропить чрева с дарами наборов с угодий, о нём ненаглядном все помыслы, единоутробным мановеньем мирты от головы и до пят, и вот… Встречают огненные чресла, о милосердии, о том не идёт речи более, одним моновеньем на вдохе… Передаёт в пылающее лоно, пучине первозданной пламени, с головой накрыло полохом, на фоне стана в денницы зареве… Из ада полымя, простирать бы лишь ладони, анафема сокрыта в адском хоре, вот рубище на ней занялось, смешавшись пеклом на челе от ветоши с потреском, в непроглядном зареве длань рока по соседству, не возопить ей тем не менее, встречает адский хор и уносимый ветром гомон… За ним лишь стана очертания, секундою мгновение, за лицами… Чуть похоти узреть… и с головою в мир иной без дыма прогляди.
В скитаниях, но будучи иным, утратив все надежды разом и покой, от летаргии чуть только отошедши, дар светолепия приняв за длань как воздаяние, согнувшись над землей… Пути другой не сталось как и прибежища, того не зная, собою сами ноги приведут, ответы предзнаменований в их скоротечности, на веки вечные их под призором плевелы, не в силах удержать той неги сыворотку, в порок досталась мучительным укором, дыханье пустоты стремглав калейдоскоп завидев… Иначе падает… Вокруг миры, пространства, поветрия преданий безучастных, историй кипы звёздами, но забываются ментально… И выхода не находя, осело мантией безвременье… В тех измерениях, где постоянство непостижимо умственно, веленье в знаках и предвестиях, у лучика в кромешной мгле, польётся тот соцветьями из призмы, себя в печали утопив… Не зная устали, упрёка и веления, забыв родные связи, любовь, тепло и радость, желание оставить в стражде эпитафию… Миг здесь… Предвестий девы… Фантом под ряд в готовности… Себя в себе далече волочить ко дню от дня… По пресловутому ход далее в полуночи кострищами грядущего…
В краю поднебесной, её или сени, довлеет стук молота рока о веретёна судьбы, горн поливает мирриадом осколков и льдин, сторона где разбилось, разметалось ненастьем о крайность, рассыпалось в тлен рукотворство династий круговертью стихий, пургой сожаления, собою ли, стужою, собственно, или метелью… Разнятся пролёты веков, рябью застыли излёты их граней… Остовы массивов, в них слёты строений, паря, исчезая в местах, и вновь выплывая из пеленьи, аномальны узоры, по форме всё в преткновениях, застыв, очертания бурь, поверх, с жутким воем, в разбегах фасады колонн, в наложениях, поодаль довлеют карнизы, качаясь и монотонно, оплоты громадин, палитры цветов. В непроглядной той мгле ряды смертной тени, неустанно, обречены инфернальный исход, досрочно подписан на крах, извечный влачить. В забвении почили давно, неупокойны армады, блистая, в очервлённых полохах, отзвуки канонадами, отдаваясь, в дальних чертогах… В её созерцании, с ней рядом… По допотопности опахалом, покамест с расщелин кровоизлещит глас колесниц, материи бишь в её изваяниях… Теперь всё навсегда отголосками, и неустанно, барабанят каскадом по атмосфере, судеб вереницы на копях, течением ветра порывы не кажут, в небесном том сумраке хранительница, навечно, пост к эпилогу неспешно влачит, судьба разлучница на бесконечность положена цербером, и знать об этом дозволено лишь аспидам парящим…
(Поветрия, таинства, знакомства) Разошлись снегопады да далями зимы, брошены боры немыми укорами, поодаль в них ропот безучастным покровом, тоска белизною да всхожесть безлётная красотой. Атмосфера узорами, под ними также радение тщетно… Теперь чередою излучин в изгибах течения, убожесть дарована именем, в местах находясь, у прилучины стоя на всхолмиях, нет мученичеству веры в разодетых камзолах, блажение пущему вздор… Нуждение по мукам… Под выход найти из этого просто. Тщет ожидания мазать золою, чуть пачкая ноги… На пиках затмение солнца переживать… Предвестник в финальном промарге, дарует надежды разящий оплот, он статен ввиду, стоял здесь когда то…
Ледник со слезы, мощёный на вечном просчёте, сиянием тлена формами обретён. С пылью в нём прахи… Лишнего ничего не выносит, прелестно бы аже проблески зачатков на стороне артемид вовлечён, владеют инстинктами неустанно, подчас силой