и Пушкину, была небезразлична история предков. Как и Пушкин, ввиду недостатка исторических сведений о своем роде, он вылавливает их, где только может, а «семейственные предания» и в набоковском случае восполняют отсутствие письменных источников. В «Других берегах» Набоков замечает: «Восемнадцати лет покинув Петербург, я (вот пример галлицизма) был слишком молод в России, чтобы проявить какое-либо любопытство к моей родословной; теперь я жалею об этом — из соображений технических: при отчетливости личной памяти неотчетливость семейной отражается на равновесии слов»^[9]. Именно эту «неотчетливость» отмечает Набоков у Пушкина в романе «Арап Петра Великого» и в «<Начале автобиографии>». Анализируя пушкинские математические расчеты возраста Ганнибала на полях «Сокращенного перевода Немецкой биографии», Набоков наблюдает тщетные попытки поэта уточнить ее данные и приходит ему на помощь.

Преодолевая нагромождения несуразиц «Немецкой биографии», Набоков пытается уточнить происхождение Ганнибала, место его рождения, историю с сестрой, обстоятельства привоза его в Россию, обучения во Франции в другие моменты запутанной жизни Абрама Петровича. Он многое проясняет в нашем приблизительном знании о пушкинском предке, делает тонкие психологические выводы на основании своих находок.

Одно из самых интересных наблюдений Набокова заключается в том, что Пушкин ни разу не упомянул о хорошо ему известном, в частности из «Немецкой биографии», абиссинском происхождении своего прадеда. Причина видится ему в том, что при упоминании Абиссинии тотчас могла возникнуть нежелательная ассоциация с популярным тогда романом английского писателя С. Джонсона «История Расселаса, принца абиссинского» (1759), переведенным на русский язык в 1795 г., а также широко известным в России по многочисленным французским переводам^[10]. Пушкину вполне хватало истории с «негритянским принцем» из булгаринского пасквиля 1830 г. Ф. В. Булгарин писал: «Рассказывают анекдот, что какой-то поэт в Испанской Америке, также подражатель Байрона, происходя от мулата или, не помню, от мулатки, стал доказывать, что один из предков его был негритянский принц»^[11].

Булгаринский «принц» вполне мог иметь своим предшественником «абиссинского принца» из романа С. Джонсона. В пользу такого предположения говорит то, что ко времени появления этого выпада Булгарина поэт успел опубликовать о своем предке только 11-е примечание к строфе L первой главы «Евгения Онегина», цитируемое и анализируемое Набоковым. О княжеском происхождении Ганнибала в нем не говорится ни слова. Набоков намекает в своей статье (не располагая, конечно, точными доказательствами), что сама «Немецкая биография» имеет в качестве своего литературного источника «Расселаса» Джонсона. Действительно, смутные детские воспоминания Ганнибал мог «освежить» чтением этого романа во французском переводе 1760 г. Зять же и составитель его биографии А. К. Роткирх имел возможность воспользоваться также и немецким переводом «Расселаса», сделанным Ф. Шиллером и изданным в 1785 г.^[12] Заметим, что подлинник «Немецкой биографии» написан на бумаге 1786 г.

Знакомство самого Пушкина с этим английским романом для Набокова несомненно. Джонсона Пушкин упоминает несколько раз в связи с его разоблачением литературной мистификации Макферсона (XI, 281; XII, 147, 388). «Расселас» имелся в библиотеке поэта^[13].

Герой романа, сын правителя Абиссинии, воспитывается вместе с другими своими братьями и сестрами в роскошной долине, окруженной неприступными горами. Стремясь познать большой мир за пределами райского сада — плена, уготованного ему традицией и отцом, Расселас вместе с учителем и любимой сестрой, которая преданно следует за ним, совершает побег из долины, пробив в каменной толще ход, берущий начало в пещере. Пещера становится символом свободы. Как видим, здесь содержатся очевидные параллели с текстом «Немецкой биографии», пушкинского 11-го примечания и «<Начала автобиографии>». Заметим попутно, что некоторые из мотивов романа, в частности мотив «дома-рая» и «любимой сестры», имеют автобиографический обертон и для самого Набокова: они связаны с воспоминаниями петербургского детства и эмигрантской юности. Не объясняется ли столь пристальное внимание Набокова к книге Джонсона также и тем, что она входила в круг его детского чтения? Во всяком случае, замкнутый мир детства и юности принца Расселаса слишком прозрачно ассоциируется с обособленным от всего окружающего миром, в котором прожил первые восемнадцать лет своей жизни Набоков.

В «Заключении» своего очерка Набоков дает неожиданный пассаж — своеобразный ход конем (прием чисто набоковский): разобрав все версии происхождения Ганнибала, он пишет, что «современник доктора Джонсона, прадед Пушкина, родился практически в долине „Расселаса“, у подножия совмещенного памятника эфиопской истории и французской нравоучительной литературе XVIII в.», что Абрам Ганнибал приходился внуком «Расселасу доктора Джонсона» и его реальному прототипу князю Селасу, а «абиссинская дева Кольриджа» из поэмы «Кубла Хан» (также имеющая свой прототип) — жена сына Селаса, прапрабабушка Пушкина. Особая любовь Набокова к Пушкину, постоянное его стремление к «наведению мостов» между ним и собою сказались и в построении этой теории происхождения А. П. Ганнибала: она выведена из общего круга чтения, литературных ассоциаций и схожих биографических сюжетов.

«Мечтаниями» называет Набоков эту свою литературно-этнографическую гипотезу, которая, впрочем, имеет такое же право на существование, как и те, которые родились в лоне «семейственных преданий» Ганнибалов — Пушкиных. Подобным образом закончив научный разбор легенд, мифов и версий, сотворенных до него, Набоков в присущей ему парадоксальной манере закладывает первый камень в основание нового, по-своему пленительного, мифа. При сотворении этого сказочного мифа, симфонического переплетения Джонсона и Кольриджа, Расселаса и Ганнибала, Абиссинии, Америки и России, Пушкина и Набокова ведущим оказывается ностальгический мотив автора:

Опубликованная тридцать с лишним лет назад на Западе, статья Набокова с ее открытиями и оригинальными решениями давних проблем только теперь становится достоянием отечественных исследователей. Рухнула, говоря