все так же молод был, как и попал туда. Через лес проезжал, ни о чем голова не болела. Наслаждался-нежился в золоченом дворце, жил в покое да мире с женой да с золовками, радовался на красоту цветов да на свежесть и чистоту воздуха, счастлив был.

На охоту ездил частенько. Да однажды гонялся за зайцем, пустил стрелу, пустил другую, не попал, и в досаде погнался за ним, третью стрелу пустил — угодил. Да, несчастный, в горячке-то гоняясь за зайцем, не заметил, что в Долину Плача заехал.

Взял он зайца, домой возвращается, и что бы вы думали? Вдруг его такая тоска охватила по отцу да по матери! Не осмелился он сказать про это сестрам-волшебницам, да те догадались сами, отчего он печалится и покой потерял.

— Заехал, несчастный, в Долину Плача! — говорят они, а сами тревожатся.

— Заехал, дорогие мои, хоть и не желал этакую глупость свершить, а теперь вот тоска грызет по батюшке с матушкой, да и вас покинуть смелости не хватает. Я уже много дней с вами провел и никакой печали не знал. Поеду я, повидаю батюшку с матушкой и назад ворочусь, чтобы уж никогда больше с вами не разлучаться.

— Не покидай нас, любезный наш. Батюшки с матушкой у тебя уже сотни лет в живых нету, да и ты, коли поедешь, боимся, больше уже не воротишься. Оставайся с нами, чуем мы, что ты пропадешь!

Но все мольбы трех сестер да и уговоры коня не могли заглушить в его сердце тоски по родителям, он прямо высох весь от тоски. Ну, напоследок уж конь говорит:

— Коли слушать меня не желаешь, хозяин, знай: что бы с тобой ни случилось, ты сам во всем виноват. Я тебе слово скажу и, коли будешь согласен, назад тебя отвезу.

— Согласен, — с радостью отвечает он, — говори!

— Как только мы приедем во дворец твоего батюшки, ты спешишься, и я назад ворочусь, пусть хоть ты всего на час там задержишься.

— Будь по-твоему, — отвечает Фэт-Фрумос.

Собрались они в дорогу, обнял он сестер, попрощался и поехал, а они остались, вздыхают, слез не могут сдержать. Добрались они до мест, где были владенья Скорпии, — там города стоят, а вместо лесов — поля расстилаются. Спрашивает он то того, то другого про Скорпию и ее дворец, а ему отвечают, что, мол, слыхали от дедов, а те от прадедов байки про эту Скорпию.

— Как же это так? — говорит им Фэт-Фрумос. — Ведь я еще на днях проезжал здесь, — и рассказывает им обо всем.

Люди смеются, думая, что он бредит или сны наяву видит, а он рассердился и дальше поехал, и не заметил, что борода у него и волосы побелели.

Добрались они до владений Ведьмы, он спрашивать стал, как и во владениях Скорпии, и тот же ответ получил. Непонятно ему, как это за несколько дней все места так изменились, и опять в досаде дальше поехал, а борода седая до поясу, и чует он, что ноги у него ослабели, дрожат. И вот приехал Фэт-Фрумос в царство своего батюшки. А там — опять новые люди, новые города, да и старые изменились — узнать нельзя. В конце концов добрался он до дворца, в котором родился. Как только спешился, конь ему руку поцеловал и говорит:

— Прощай, хозяин, я назад ворочусь, откуда приехал. Коли желаешь, садись на меня живее — ив путь.

— Отправляйся с богом, я тоже скоро вернусь.

Копь, как стрела, умчался.

Видит Фэт-Фрумос, что дворец разрушен и бурьяном зарос, и вздыхает, слезы глаза застилают, вспоминает он, как много свету было во дворце и как он в детстве здесь веселился. Обошел он все кругом раза два пли три, осмотрел все напоминавшие о прошлом углы-закоулки, заглянул в конюшню, где коня нашел, спустился в погреб, куда вход был завален обломками.

Смотрит он в ту да в другую сторону, а седая борода уже до колен, веки с трудом поднимает и едва волочит ноги, и ничего не нашел, только сундук кованый. Открыл его, а там нет ничего, поднял крышку ящичка, а оттуда немощный голос ему говорит:

— Добро пожаловать! Припозднился бы ты еще малость, мне бы самой конец!

Смерть, которая вся уж иссохла в ящике и в дугу согнулась, хлоп его ладонью. Он и упал замертво и тут же в прах рассыпался.

А я коня оседлал и вам сказку рассказал.

Записал Петре Испиреску, «Румынские легенды и сказки»

МАЛ-ДА-УДАЛ И ЗОЛОТЫЕ ЯБЛОКИ

Давным-давно это было, так, давно что и быльем поросло…

Жил-был великий и могучий царь и были у него дворцы с несметными палатами, а вокруг них был прекрасный, искусно ухоженный сад. Такого сада до тех пор не было ни у кого. В глубине сада росла яблоня с золотыми яблоками, однако с тех пор, как она там росла, ни сам царь и никто другой не мог отведать этих золотых яблок: цвела яблоня пышным цветом, завязывались на ней плоды, росли они и спели, но как наступала пора их собирать, кто-то тайком, по-воровски, ночью обирал их все до одного. Велел царь как зеницу ока стеречь яблоню своим лучшим стражникам — отважным воинам, но никто не смог изловить вора-мошенника. И вот пришел к царю его старший сын и говорит ему:

— Батюшка, вырос я в палатах твоего дворца, не единожды гулял в саду твоем и любовался на чудесные плоды яблони, что растет в глубине его, но никогда мне не довелось испробовать ее золотых яблок; пришла пора им созреть и надобно их собрать — дозволь мне самому этой ночью стеречь их, и я даю тебе обет, что изловлю того вора-мошенника, что их обирает.

— Сынок мой любимый, — отвечает ему царь, — столько отважных богатырей охраняло яблоню, и никому из них не удалось изловить вора. Не стану греха таить — уж больно мне желательно увидать на столе моем хотя бы одно яблоко с той яблони, что так дорого мне обошлась, а потому я дозволю тебе ее стеречь, хотя и не особо верую в то, что тебе выпадет удача.

Стал старший царский сын яблоню стеречь, целую неделю стерег: ночью глядит в оба, а днем отсыпается. И вот однажды утречком пришел он опечаленный к отцу и поведал ему, как он бодрствовал до полуночи и как на него вдруг напала такая немочь, что он на ногах не мог держаться, и как он свалился на землю и заснул мертвым сном и не смог пробудиться до тех пор, пока солнце не поднялось в небо на высоту двух копий, а как пробудился — глядит: а яблок-то как и не бывало.

Сильно опечалился царь, услыхав о приключившейся беде. Однако нечего делать — пришлось ему ждать еще целый год, как пришел черед его среднему сыну стеречь яблоню, и тот божился, что изловит грабителя, приносящего ему такое огорчение.

И вот пришла пора яблокам созреть и средний царский сын стал их стеречь, однако и с ним приключилось в точности то же, что и со старшим его братом.

Совсем отчаялся царь и решил было велеть срубить яблоню, тут его младший сын — Мал-да-удал стал слезно просить:

— Столько лет, батюшка, терпел ты огорчения из-за той яблони, дозволь и мне на этот