Жар-птицей и с рабыней-птичницей. Глядя на Жар-птицу, дивились все ее красоте: перья ее переливались тысячью цветов на солнце, а церковная башня уже не кренилась, грозясь упасть, потому как в той башне диковинная птица свила себе гнездо. Одно только было чудно: птица была немой, ни одного звука не вырывалось из ее горла, и все, кто ее видел, диву давались, как это такая гордая и прекрасная птица могла быть безголосой. Даже сам царь, несмотря на радость свою за церковь с ее башней, сожалел, что распрекрасная птица не пела ему своих песен.

А народ вроде бы стал уже забывать про младшего царского сына, столь велика была его радость, что Жар-птица спасла церковь от гибели и помогла ее достроить. Лишь царь в глубине души своей скорбел о младшем сыне, что не привелось и ему порадоваться вместе с отцом и народом всего царства. Вот пришла как-то к нему рабыня-птичница и говорит:

— Великий государь, да святится имя твое, принесла я тебе весть желанную — весь двор собрался вокруг церкви и дивится — не надивится чудесному пению Жар-птицы. Как зашел в церковь сегодня поутру какой-то чабан, залилась Жар-птица чудной песнею, да такой развеселой, что на месте устоять нет сил. Это уже дважды, как входит чабан в святой храм. Как только войдет он — птица поет непрестанно. Как выйдет тот из святой обители — птица тотчас же замолкает.

— Приведите ко мне тотчас того чабана!

— Великий государь, видать, тот чабан не из наших краев, никому он здесь не знаком. А сыновья твои, в народе сказывают, повелели страже изловить его.

— Замолчи! — отвечал ей на это царь. — Не пристало тебе так говорить о сыновьях царских!

И повелел царь своим слугам подкараулить чабана, как тот войдет в церковь, а Жар-птица запоет, чтоб взяли его и привели пред царское чело.

Однако и этого ему показалось мало и решил царь сам отправиться в ближайший церковный праздник в храм, послушать собственными ушами чудесное пение птицы и собственными глазами посмотреть на чабана; и коли б не было царя, лихая битва случилась бы меж его слугами и людьми его сыновей, что желали во что бы то ни стало изловить чабана. Повелел тогда царь привести по доброй воли этого молодца в дворцовые палаты. Видать, дрогнуло сердце царя при виде такого молодого, смиренно-покорного да ладного статью чабана.

Вышел царь из церкви и направился прямо во дворец, словно чуяло его сердце что-то неладное с этим чабаном. Увидел он его и спрашивает:

— А ну-ка сказывай, молодец, откуда ты родом-племенем? Матушка-батюшка есть у тебя? Каким ветром тебя к нам занесло?

— Долгая моя история, светлый царь; есть у меня и матушка и батюшка, есть и братья, а чтоб поведать тебе, откуда я родом и зачем сюда пожаловал — немало времени мне потребуется. Однако ж, коли твое величество желает про то узнать, я повинуюсь и завтра поутру буду к твоим услугам, а сегодня поздновато уже.

— Ладно, добрый молодец, приходи завтра на заре, буду тебя ждать.

На следующий день чабан пришел к царю спозаранок, а тот как узнал, что пришел молодец, тотчас позвал его к себе.

— А ну-ка сказывай, молодец, отчего как только ты вступишь в церковь, Жар-птица поет, а как выйдешь — замолкает?

— Чтоб узнать про это да и про многое другое, светлый царь, надобно поведать тебе всю мою историю…

— Я готов выслушать тебя, сказывай все, что пожелаешь.

И чабан начал свою повесть:

— Есть у меня и отец и братья; ушел я из родительского дома, чтоб исполнить отцовскую волю, принести ему радость. Шел я шел немало дней подряд и вышел на широкую равнину, по которой пролегало много дорог. Там я и решил заночевать. Развел я костер, вытащил свою провизию и хотел было стол приготовить, как вижу — возле меня лис крутится, ума не приложу, откуда он вдруг взялся, словно бы из-под земли вырос; а он мне вдруг и говорит: «Сделай такую милость, дозволь мне погреться у твоего костра, а то промерз я до костей, аж зубы стучат, да подай мне горбушку хлеба да чарку вина — голод да жажду утолить, что меня мучают. А чтоб мог я без опаски сидеть да греться — привяжи свою гончую». «Изволь, — отвечал я лису, — грейся у огня, а вот тебе и еда да фляга моя с вином — ешь и пей вволю!»

Привязал я и собаку и уселись мы вдвоем с лисом возле костра сидим, беседуем. Слово за слово поведал я лису, куда и зачем я иду, и даже попросил его, коли может, пусть надоумит меня как да что следует сделать, чтоб исправно службу сослужить, по доброй воле на себя взятую.

«О том не изволь тревожиться» — говорит мне лис, — завтра поутру пойдем вместе, вот увидишь — пригожусь я тебе!»

Посидели мы так у огня, поужинали вместе по-приятельски побалагурили; попрощался тут лис, пожелал мне доброй ночи и пропал, словно в воду канул. Подивился я про себя, что и не заметил, куда он пропал, силился я силился понять, откуда он взялся и куда подевался, да так и не смог в толк взять. Прилег я и незаметно для себя уснул крепким сном.

А на завтрашний день подивился я диву средь бела дня: стоят передо мной каменные глыбы в образе двух молодцев, двух коней и двух же собак. Поглядел я на них, подивился и тронулись мы с лисом в путь.

Тут лис вдруг кувырнулся трижды через голову и обернулся таким добрым молодцем, что на него любо-дорого глядеть было. По дороге он поведал, мне, что место, где мы заночевали, было его владением, что у него и дети есть и что был он заколдован и обращен в лиса, пока не найдется добрый человек, который сжалился бы над ним, дал бы хлеба да вина и позволил бы погреться у своего костра; и что я — как раз тот самый человек, что избавил его от колдовства, а посему пойдет он за мной повсюду и в беде не бросит и поможет мне в моем деле.

Сильно возрадовался я такому случаю и тронулись мы дальше в путь вместе и шли

и вышли па поляну, где решили заночевать. Мой товарищ поведал мне о том, что назавтра мы войдем в змеево царство — там и надобно искать то, за чем мы отправились. Поутру вошли мы не без опаски в змеево царство, прошли мимо сторожевых башен и вышли к дворцовым палатам. А были они красоты неописанной, вокруг них сады да палисадники, а в них полно разных цветов да деревьев с сочными плодами. Крыши дворца все серебряные и так на солнце сияют, что глазам глядеть больно, стены все расписаны узорами в цветах да ликах разных позолоченных, а в саду фонтаны бьют, высоко вверх воду бросая. Повезло нам: вошли мы туда, когда змеев дома не было. К воротам вышла нам навстречу девица-красавица, распрекрасная, словно из чистого марципана,