- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (37) »
другой честной народ. И было у четы Зубковых три сына: Колька, Сашка и младшенький Иванушка-дурачок – (отец авторши) Иван Вавилович Зубков (1937 года рождения). И жили они в селе Ключи, у подножия вулкана Ключевская сопка – у самого высокого и активного вулкана Евразии.
Однажды Вавила Степанович окучивал колхозный картофель тяпкой, а один из сыновей прибежал и вертится рядом: – Пап, а Камчатка – это самое красивое место на земле? – Да, Ванятка, да. – Пап, а я точно самый баский в семье? – Ну да. //Баский, то есть красивый.// – Пап, а почему Американский хлебушко такой пышный, вкусный, а мамкин липкий и кислый. – А потому что у неё лисичкин хлеб. – Как это? – Мамкин хлеб волшебный, лесной, с травками. Лисичка его печет и мамке даёт. А тот, что с корабля, так то обычный хлеб. Ну хлеб и хлеб. Пучит от него, да и только. – Неужто? – Вот те и неужто. – Пап, а это правда, что на большой земле идёт война с фрицами? – Правда, сынок. – А кто такие фрицы? – Не знаю, но думаю, что это черные-причерные птицы, кружащие над нашей страной. – А наш Колька на фронт собрался. – Да? Беги-ка, Ванечка, до Коляна и скажи, что батя ему ножичек боевой подарит. В дорожку, так сказать. Покатился Ивашка с горки до хаты, а Вавила поплелся гибкий прутик искать: – Эх, жалко тощу пацанячью жопу пороть, но надо!
После войны семья Зубковых переехала на остров Сахалин в посёлок Мгачи. Младший сын Иван окончил школу и пошёл в Александровск-Сахалинский техникум. И хорошо так пошёл: три года пешком по берегу моря 31 км туда и обратно. А чё? Все так путешествовали. Не напасешься на этих каторжан автобусов, ишь размечтались! А потом Иван Вавилович устроился электриком на шахте. И заприметил он себе на шахтовых танцульках невесту – младую Валентину Николаевну Горыню. Ну и поженились они. Так всю жизнь вместе и прожили. А хорошо или плохо – пусть сами разбираются.
В 1970 году мать надумала меня рожать. Нет, обо мне она совсем не думала, она думала о своих институтских экзаменах. И сильно так думала… распереживалась, разнервничалась! Я разнервничалась тоже и решила выскочить из этого ада наружу. Так во Мгачинском роддоме 14 ноября, ближе к полуночи появилась семимесячная девочка весом 1700 грамм. – Валя, а что это что за синий комочек? – Это, Ванечка, твоя дочка! – А это у нас одних комок такой страшный чёрно-синий или они все такие? – Не знаю, Ванюша, но это не комок, а пуп земли! Ну как ты не видишь? – А давай-ка этот пуп оставим тут ещё на год-другой, на доращивание, так сказать. Вот станет пупочком, тогда и заберем. – Вань, там буран что ли за окном? – Буран, Валя, буран. Метель непролазная! – Тогда точно надо ехать домой. Заметёт роддом, никто его не откопает. Умрём мы тут с пупочком твоим… Неси живо пальто, чего рот раззявил!
Пуп земли рос довольно быстро, к первому году уже догнал своих сверстников. Ну да, а вы пожрите икру ложками с пелёнок, посмотрю я тогда и на вас! Одно было плохо – орал этот комочек с утра и до ночи. До пяти лет орал. – Ну что ей спокойно то не живётся? – всплескивала руками мама. – А я откуда знаю, может, её всё время пучит! – отвечал отец. – На, доча, съешь рыбку. Пупочек выплевывал рыбу и снова орал. После долгих совещаний (пять лет орать, это всё-таки срок), решено было отвезти меня к бабке Дусе – поселковой ведьме. Та долго приглядывалась, принюхивалась, наконец спросила: – Как кличут этого выродка? – Пуп земли! – ответили родители хором. – А нормальное имя дать ребёнку не догадались? – Да вроде и это нормальное, – развели руками родители. Но баба Дуся была непреклонна! Пришлось выбирать пупочку другое имя. – Вань, надо девочку назвать модно. – Ты уже назвала модно, хватит! – Нет, Вань, тенденция – это важно. Со мной в роддоме еще три женщины дочек ждали, так все обещались назвать их Инночками. Модно же! Инна – это что-то космическое… Иннапланетянка. Или японское, как Инь и Ян. Вань, у нас Япония рядом, надо соответствовать, вдруг они остров у нас навсегда отберут. Нас с тобой в печь, конечно. Но хоть ребёнок выживет – за свою сойдёт. Вон она какая смуглая и глазки у неё узкие-узкие. Отец в ответ долго орал про наше могучее, вооруженное до зубов государство, но всё-таки переименовал своего пупочка в непонятную ему Инну. И Инна заткнулась, окунувшись в долгие раздумья о космосе, дзен-буддизме, да долго косилась на раскосые глаза своего отца и его огненно-рыжую шевелюру. – Непонятный мир, непонятный! – вздыхала она и шлепала спать. Спи, пупочек, тебе его никогда не понять!
Вы когда-нибудь лежали на русской печи? А я – да. У нас дома стояла русская печь, мать её регулярно белила, но один бок у печурки обшит алюминием и выкрашен в чёрный цвет. Долгими зимами я всё детство просидела на корточках спиной к этому боку с книжкой в руках. Поэтому все мои свитера были прожжены. Наша печь-кормилица не имела лежанки, а у соседей – старших Зубковых (деда Вавилы и бабки Прасковьи) лежанка была. Мы, внуки, на ней валялись, играли, копошились. Я частенько спала там в младенчестве. Моя мамка, бывало, припрется по хрустящему снежку к родителям мужа с лялькой на руках и говорит бабушке Паше: – Мам, можно мелкая у тебя сегодня поспит? Двенадцать градусов в хате, ну совсем житья нет! А на вашей печи она так сладко супонит. – Ничего не знаю, у нас тоже не больше десяти градусов, а печка занята, там котяра дрыхнет. – Так сгони кота. – Ты шо, хочешь, шоб мой кот околел? – Значит тебе плевать: будет жить твоя родная внучка или умрет от холода? – Таки и родная? – бабка открывает конверт, долго с сомнением вглядывается в крохотное личико и не найдя на нём своего огромного носа картошкой, разворачивает мою мать в обратную сторону. Но моя мамка к таким концертам привыкла! Она отпихивает свекровь, укладывает меня рядом с котом и уходит. А отец потом дивится: – И как у тебя получается раскрутить старушку с дитём посидеть? – Никак, кот Васька за нашей Инкой присмотрит. – Да ну? – Не сомневайся! И сказку на ночь расскажет… Идём, Ванюша, спать.
Зимняя дорога, вот мой дом родной, даже у порога снег стоит стеной. Чистит батя тропку, мать печет пирог, а дочуля топает прямо за порог. – Ты куда раздетая? – Выйду погулять. – Дочек неодетых отец отправит вспять!
Ведут меня одеться в шубу и вперёд: – Тятенька, приветик! – снег мы тянем в рот. – Что мне с ней тут делать, сугробища стеной? – Мне и дела нету! – мать спешит домой. Маленькую Инночку садят на сугроб: – Будь хорошей девочкой, а я пророю
Однажды Вавила Степанович окучивал колхозный картофель тяпкой, а один из сыновей прибежал и вертится рядом: – Пап, а Камчатка – это самое красивое место на земле? – Да, Ванятка, да. – Пап, а я точно самый баский в семье? – Ну да. //Баский, то есть красивый.// – Пап, а почему Американский хлебушко такой пышный, вкусный, а мамкин липкий и кислый. – А потому что у неё лисичкин хлеб. – Как это? – Мамкин хлеб волшебный, лесной, с травками. Лисичка его печет и мамке даёт. А тот, что с корабля, так то обычный хлеб. Ну хлеб и хлеб. Пучит от него, да и только. – Неужто? – Вот те и неужто. – Пап, а это правда, что на большой земле идёт война с фрицами? – Правда, сынок. – А кто такие фрицы? – Не знаю, но думаю, что это черные-причерные птицы, кружащие над нашей страной. – А наш Колька на фронт собрался. – Да? Беги-ка, Ванечка, до Коляна и скажи, что батя ему ножичек боевой подарит. В дорожку, так сказать. Покатился Ивашка с горки до хаты, а Вавила поплелся гибкий прутик искать: – Эх, жалко тощу пацанячью жопу пороть, но надо!
После войны семья Зубковых переехала на остров Сахалин в посёлок Мгачи. Младший сын Иван окончил школу и пошёл в Александровск-Сахалинский техникум. И хорошо так пошёл: три года пешком по берегу моря 31 км туда и обратно. А чё? Все так путешествовали. Не напасешься на этих каторжан автобусов, ишь размечтались! А потом Иван Вавилович устроился электриком на шахте. И заприметил он себе на шахтовых танцульках невесту – младую Валентину Николаевну Горыню. Ну и поженились они. Так всю жизнь вместе и прожили. А хорошо или плохо – пусть сами разбираются.
Пуп земли
В 1970 году мать надумала меня рожать. Нет, обо мне она совсем не думала, она думала о своих институтских экзаменах. И сильно так думала… распереживалась, разнервничалась! Я разнервничалась тоже и решила выскочить из этого ада наружу. Так во Мгачинском роддоме 14 ноября, ближе к полуночи появилась семимесячная девочка весом 1700 грамм. – Валя, а что это что за синий комочек? – Это, Ванечка, твоя дочка! – А это у нас одних комок такой страшный чёрно-синий или они все такие? – Не знаю, Ванюша, но это не комок, а пуп земли! Ну как ты не видишь? – А давай-ка этот пуп оставим тут ещё на год-другой, на доращивание, так сказать. Вот станет пупочком, тогда и заберем. – Вань, там буран что ли за окном? – Буран, Валя, буран. Метель непролазная! – Тогда точно надо ехать домой. Заметёт роддом, никто его не откопает. Умрём мы тут с пупочком твоим… Неси живо пальто, чего рот раззявил!
Пуп земли рос довольно быстро, к первому году уже догнал своих сверстников. Ну да, а вы пожрите икру ложками с пелёнок, посмотрю я тогда и на вас! Одно было плохо – орал этот комочек с утра и до ночи. До пяти лет орал. – Ну что ей спокойно то не живётся? – всплескивала руками мама. – А я откуда знаю, может, её всё время пучит! – отвечал отец. – На, доча, съешь рыбку. Пупочек выплевывал рыбу и снова орал. После долгих совещаний (пять лет орать, это всё-таки срок), решено было отвезти меня к бабке Дусе – поселковой ведьме. Та долго приглядывалась, принюхивалась, наконец спросила: – Как кличут этого выродка? – Пуп земли! – ответили родители хором. – А нормальное имя дать ребёнку не догадались? – Да вроде и это нормальное, – развели руками родители. Но баба Дуся была непреклонна! Пришлось выбирать пупочку другое имя. – Вань, надо девочку назвать модно. – Ты уже назвала модно, хватит! – Нет, Вань, тенденция – это важно. Со мной в роддоме еще три женщины дочек ждали, так все обещались назвать их Инночками. Модно же! Инна – это что-то космическое… Иннапланетянка. Или японское, как Инь и Ян. Вань, у нас Япония рядом, надо соответствовать, вдруг они остров у нас навсегда отберут. Нас с тобой в печь, конечно. Но хоть ребёнок выживет – за свою сойдёт. Вон она какая смуглая и глазки у неё узкие-узкие. Отец в ответ долго орал про наше могучее, вооруженное до зубов государство, но всё-таки переименовал своего пупочка в непонятную ему Инну. И Инна заткнулась, окунувшись в долгие раздумья о космосе, дзен-буддизме, да долго косилась на раскосые глаза своего отца и его огненно-рыжую шевелюру. – Непонятный мир, непонятный! – вздыхала она и шлепала спать. Спи, пупочек, тебе его никогда не понять!
Русская печка
Вы когда-нибудь лежали на русской печи? А я – да. У нас дома стояла русская печь, мать её регулярно белила, но один бок у печурки обшит алюминием и выкрашен в чёрный цвет. Долгими зимами я всё детство просидела на корточках спиной к этому боку с книжкой в руках. Поэтому все мои свитера были прожжены. Наша печь-кормилица не имела лежанки, а у соседей – старших Зубковых (деда Вавилы и бабки Прасковьи) лежанка была. Мы, внуки, на ней валялись, играли, копошились. Я частенько спала там в младенчестве. Моя мамка, бывало, припрется по хрустящему снежку к родителям мужа с лялькой на руках и говорит бабушке Паше: – Мам, можно мелкая у тебя сегодня поспит? Двенадцать градусов в хате, ну совсем житья нет! А на вашей печи она так сладко супонит. – Ничего не знаю, у нас тоже не больше десяти градусов, а печка занята, там котяра дрыхнет. – Так сгони кота. – Ты шо, хочешь, шоб мой кот околел? – Значит тебе плевать: будет жить твоя родная внучка или умрет от холода? – Таки и родная? – бабка открывает конверт, долго с сомнением вглядывается в крохотное личико и не найдя на нём своего огромного носа картошкой, разворачивает мою мать в обратную сторону. Но моя мамка к таким концертам привыкла! Она отпихивает свекровь, укладывает меня рядом с котом и уходит. А отец потом дивится: – И как у тебя получается раскрутить старушку с дитём посидеть? – Никак, кот Васька за нашей Инкой присмотрит. – Да ну? – Не сомневайся! И сказку на ночь расскажет… Идём, Ванюша, спать.
Как отец меня в сугробе утопил
Зимняя дорога, вот мой дом родной, даже у порога снег стоит стеной. Чистит батя тропку, мать печет пирог, а дочуля топает прямо за порог. – Ты куда раздетая? – Выйду погулять. – Дочек неодетых отец отправит вспять!
Ведут меня одеться в шубу и вперёд: – Тятенька, приветик! – снег мы тянем в рот. – Что мне с ней тут делать, сугробища стеной? – Мне и дела нету! – мать спешит домой. Маленькую Инночку садят на сугроб: – Будь хорошей девочкой, а я пророю
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (37) »