Миято Кицунэ Моё тело — тюрьма

Глава 1. Явь и сон

Кире снился сон.

В нём позолоченное, обнажённое женское тело висело в чёрной пустоте. Она откуда-то извне смотрела на эту картину чувствуя одновременно связь и какую-то зыбкую беспомощность. На лице чуть подрагивали веки, замерла складка между бровей, губы шевелились, как будто пытаясь что-то сказать, но не доносилось ни звука. Затем на золотистой коже выступили капельки пота. Лицо искривилось маской боли, и внутри образовалось жёлтое свечение, делающее кожу практически прозрачной. Женщина казалась светлячком, безуспешно пытающимся рассеять совершенную мглу. Внезапно по коже пробежала сеть трещин, и Кира поняла, что сейчас, от этого странного, заполняющего сияния, плоть просто разорвёт. Тело выгнулось дугой, и из открывшегося рта вырвался дикий, болезненный, животный вой.

— Нет… Нет! Не надо! Нет!.. — Кира проснулась от собственного крика, разошедшегося эхом по комнате в общежитии.

— Это… Просто кошмар, — в вязкой темноте голос прозвучал неуверенно. — Обычный кошмар…

Привычка говорить сама с собой появилась после поступления и переезда. Ей в каком-то смысле повезло: одна из соседок наезжала только за вещами и ночевала от силы раз в неделю, а так жила у сестры где-то в городе, а вторая жила в пригороде и была только прописана «мёртвой душой». Большую часть времени Кира в комнате обитала одна.

— Почему?.. — оборвала она мысль, понимая, что что-то не так, и подняла голову с чего-то твёрдого, оглядываясь по сторонам, точнее, пытаясь что-то разглядеть. Была глубокая и отчего-то невероятно тихая для студенческой общаги ночь.

В её комнате на девятом этаже стоял жутковатый тягучий мрак, несколько необычный, так как в общежитии напротив никогда не гасили свет. Появилось ощущение, что окна снаружи покрыли чёрной краской — настолько непроглядными те были.

Оказалось, что она сидела за столом, хотя Кира прекрасно помнила, что спать ложилась на кровать. Нащупав на столешнице выключатель настольной лампы, она нажала на кнопку. Жёлто-оранжевое свечение, весьма скромно отогнавшее тьму вокруг, напомнило о странном сне, но Кира отмахнулась от того видения. Сны ей снились редко, но почти всегда были… очень реалистичными до звуков, запахов, тактильных ощущений. А ещё странными, но это же всего лишь сны.

Постель расправлена, а когда она подошла, то почувствовала, что под одеялом ещё хранилось тепло.

— Ну вот, только лунатиком стать не хватало, — вслух пробурчала Кира и, решив разобраться с этим утром, вернулась к столу, чтобы выключить лампу. Её заинтересовала лежащая раскрытой тетрадь, которую она спросонья не заметила. На развороте в клеточку аккуратными столбиками были нарисованы какие-то символы, очень похожие на иероглифы.

— Странно… — поёжившись, она закрыла тетрадку и, выключив свет, легла спать.

* * *

Утром Кира рассмотрела письмена. Значило ли это что-то, человеку, не знакомому с языками, кроме русского и английского «по словарю», сказать было трудно. Но, на её взгляд, написано весьма умело и бегло. На перерисовку одного из тех, что «попроще», у неё ушло минут пять, и выглядел «иероглиф» не так красиво… Это уже было чуть странно. Соседок у Киры не было, в комнате и третьей кровати не имелось, потому что их «мёртвая душа» ни разу не заходила, а оплату за известную лишь по документам девочку, чтобы и дальше жить с комфортом, вносила сама Кира. Да и хлипкий общажный замок, который можно было открыть любой шпилькой, папа Киры поменял на серьёзный «почти гаражный» агрегат, который выточил на заводе дядя Володя — муж папиной сестры. Открывался «агрегат» весьма хитро монструозным ключом длиной в десять сантиметров, который в общем общежитии теоретически мог послужить и защитой от каких-нибудь плохих парней. К тому же изнутри можно было подкрутить шайбочку, и тогда даже с ключом снаружи дверь нельзя было открыть. Кира проверила: дверь оказалась закрыта. Оставался лишь один вариант.

— Похоже, я всё-таки лунатик.

* * *

В декабре темнеет очень рано. А вечер, когда ты в комнате одна, нет ни телевизора, ни телефона, длится долго. Кира зашторила окно. В общежитии напротив многие, в основном парни, такими вещами не заморачивались, так что такие комнаты просматривались до самых дверей. Закончив очередную курсовую по начертательной геометрии, Кира мимолётно подумала, что в следующем году дата уже будет не такая красивая и что это так удивительно — жить на рубеже тысячелетий*. Она прибрала карандаши и линейки, сложила курсовую и уже собиралась попить чай, чтоб после готовится ко сну, так как часы показывали девять, но вдруг накатили апатия и равнодушие. Мысли потекли вяло и размеренно, она медленно, но неотвратимо погружалась в состояние полусна. В какой-то миг Кира встрепенулась, пытаясь сбросить странное наваждение, но у неё ничего не получилось. Плавно и неспешно она встала и вышла в коридор, не понимая, куда и зачем идёт. Зрение сужалось, словно её выключили, как старый бабушкин телевизор. Наступила полная темнота.

Когда Кира пришла в себя, в комнате полумрак, а на открытом подоконнике стояло больше десятка зажжённых свечей. Огонь играл в стекле жёлто-красными бликами, и у отражения её лица были совершенно чёрные пустые глаза.

Оцепенение отпустило, и Кира на негнущихся ногах отступила от окна.

Часы показывали одиннадцать.

Включив свет, Кира разглядывала «оккультный уголок» и лихорадочно размышляла. Откуда вообще столько свечей? Похоже, что отовсюду… Неужели она прошлась по всей общаге, чтобы их насобирать? И собирала почти два часа?.. Хотя уже воскресенье, так что кто-то вернулся из дома, а кто-то нет. Если судить по расписанию, то у некоторых старших курсов были выходные в понедельник. Ну как «выходные» — библиотечные дни, для самостоятельной работы… И как ещё пожар не устроила?! Мысли судорожно метались от «а не сошла ли я с ума», до «может, в меня призрак вселился, как в фильме с Патриком Суэйзи?!», но в целом тревога лишь нарастала.

— Надеюсь, свечи я взяла без возврата… — пробормотала Кира, раздумывая, что делать.

Оказывается, не так уж и хорошо жить в общаге одной, когда у тебя в комнате нет соседок.

Вообще их девятиэтажное общежитие было блочного типа, и обитали в нём практически одни парни. Во всём их крыле из слабого пола жила лишь она и ещё одна девушка из «сушилки» — отдельной комнаты, выходящей в коридор, переделанной из запланированного места для прачечной. Катя жила со своим