— Привет и тебе, Конан-киммериец. Благодарю за добрые пожелания. Наверное, ты очень храбрый и могучий воин, раз отважился в одиночку забраться в самую глушь леса Ксулторпа, славящегося в нашей округе негостеприимством и смертельными опасностями!

— Теперь я благодарю вас за изысканный комплимент, уважаемая незнакомка. Не буду скромничать: лес, в котором вы так храбро живёте, действительно очень… Негостеприимен. И опасен. Вчера я убил огромного медведя, а позавчера разогнал стаю волков.

— Хм! — в тоне послышалось явное сомнение, — Но как же тебе удалось разогнать их?!

— С помощью меча. А затем — лука и стрел. Но волки здесь какие-то… Очень храбрые. Или глупые. Пришлось уложить почти всю стаю, пока оставшиеся три хищника не сбежали. — Конан вновь внимательно следил за изменением мимики старухи, и заметил, что когда он сказал, что уложил почти всю стаю, та заметно побледнела, — Но как же мне называть вас, незнакомка? Мне не хотелось бы показаться невоспитанным мужланом.

Про мужлана Конан добавил специально — взглянуть, как старуха отреагирует на это редкое слово. Но та словно его и не заметила:

— Называй меня Ясминой, Конан-киммериец. Именно это имя дали мне при рождении. Но за те тридцать лет, что я живу здесь, я почти забыла его. Некому здесь называть меня им!

— Прошу прощения, уважаемая Ясмина, что осмеливаюсь задать невежливый вопрос. Почему же вы ушли от людского общества? Ведь женщине, — Конан выделил это слово тоном, — очень тяжело жить одной, да ещё в лесу. Да ещё в таком диком и опасном!

Старушка покудахтала. Очевидно, это должно было изображать смех.

— Да ты наверняка обо всём уже и сам догадался, могучий и храбрый Конан! Скрылась я в этом лесу потому, что жители ближайшего городишки обозвали меня ведьмой, и пытались поймать, судить, и сжечь!

И, должна признаться, были у них на это основания… Да, я как могла подпортила жизнь бургомистру-вору, и некоторым его прихлебателям. Но от поноса ещё никто не умирал! А в-основном я всё-таки лечила. Принимала роды. Снимала порчу. Ну, и зелья разные делала… На продажу.

Конан про себя ухмыльнулся: обычно травницы-повитухи мнят о себе невесть что, хотя вовсе не так сильны, как им предписывает, вот именно, людская молва. С другой стороны, самые страшные, изобретательные и сильные колдуны всё же попадаются только среди мужчин.

Ну, или это только ему такие попадались?..

— Я впечатлён, уважаемая Ясмина. Вашим мужеством. И находчивостью. И способностями к охоте и собирательству. Очень трудно, наверное, было раздобыть пищу здесь, в этом мрачном, неприспособленном, и диком месте!

— Да, непросто. — беззубый рот опять пошамкал, — Но я приспособилась. Грибы и ягоды для меня собирают белки и бурундуки. А барашка, курочку, или кролика мне иногда приносили волки. Вероятно, те самые, которых ты перебил.

— Приношу свои самые покаянные извинения! — Конан оказался удивлён, насколько легко и просто женщина сообщила ему, что и правда — является настоящей ведьмой! — Но тогда я не знал. Что они вас… э-э… кормят! Но у меня не было выхода: они напали ночью, и костра не побоялись!

— Да, мои — точно не боялись. Привыкли. Вернее — я их приучила. Невольно.

— Мне жаль. — Конан повторил, поскольку не знал, что ещё сказать в такой ситуации.

— А ничего. Я призову другую стаю. Мне это будет несложно. — варвар видел, что женщине трудно вставать с пенька, и поспешил помочь ей подняться, — А ты, смотрю, издалека. И не из пугливых. И очень силён: вон какие мускулы! — Конан ощутил, как как бы невзначай его руки и традиционно обнажённый по пояс торс ощупывают сухие, но оказавшиеся мягкими пальцы, — А вот если бы меня здесь заметил кто-нибудь из моего городишки — бежали бы сломя голову! Ну, или попытались застрелить. Издалека. Как раз — из лука.

А не боюсь я тебе всё это рассказывать потому, что ты помимо того, что храбр, ещё и умён. И никому про меня не расскажешь. — Конан подумал, что эта фраза ну очень двусмысленна, — Судя по голосу и манерам, тебе около тридцати, — Конан кивнул, — А в таком возрасте рассудительность и ум мужчины — на высшем уровне! Самый расцвет воина! И раз тебя до сих пор никто не убил, стало быть ты — опытен, самодостаточен и предусмотрителен.

Думаю — профессионал. Вольный стрелок. А иногда и наёмник. А иногда и…

Женщина замолчала, но вновь покудахтала: хитринка в голосе сказала варвару, что видит она его насквозь. Правда, Конан и сам кое-что понял про ведьму — она так смело рассказала ему о себе не потому, что рассчитывает на его «тактичное молчание», а потому, что надеется не дать остаться в живых, и идти дальше.

Наивная. Сколько магов, недооценивших его способности, Конан уже… Похоронил!

— Ваша правда, уважаемая Ясмина. Иногда ещё — вор и корсар. Были в моей боевой биографии и такие моменты. Но идёмте внутрь. Я потом помогу вам внести валежник.

Опиравшаяся на руку Конана женщина двигалась вполне уверенно: похоже, отлично знала все окрестности избы. Да было бы удивительно, если б не знала — за тридцать-то лет… Но инстинкт подсказывал киммерийцу, что женщина и тут сказала… Неправду!

Ну невозможно никому прожить без вещей, товаров, и предметов цивилизованного общества! Значит, контакты у неё в том же городке всё же есть. Может, тоже — какие «заговорённые» приходят… И приносят всё необходимое — от соли до посуды и круп. И муки — для выпечки хлеба. Которым, кстати, внутри пахло весьма явственно.

Внутри избушка оказалась вовсе не такой маленькой, как казалось снаружи. Даже потолок из не струганных закопчённых досок позволял немаленькому Конану стоять в полный рост. К потолочным балкам были привязаны пучки сушёных трав, в углу мирно отблёскивало красными угольками жерло каменной печки — щели между камнями были промазаны глиной. Над едва красными угольками висел на крюке котелок — прокопчённый и небольшой. Как раз — на одного. Посуда, в виде мисок и тарелок, оказалась выставлена на навесной полке. В углу у двери — ушат для воды. Стол, тоже из неструганных досок, лавка, и постель с медвежьей шкурой довершали интерьер.

— Посади меня на лавку, Конан. А ветки сложи вон в том углу, — старуха показала рукой в угол у печи, — Только подальше от жерла печи. Чтоб какая искра не попала.

Конан, выйдя наружу, собрал рассыпанное. Добавил из поленницы и ещё — про запас. И в углу всё и высыпал. Заодно обратил внимание, что пол перед жерлом накрыт тонким плоским листом железа — а предусмотрительно. Но полностью разрушает, если б он не уверился ещё до этого, всю легенду о том, что отшельница-колдунья живёт здесь совершенно одна уже тридцать лет: гвозди, которыми был прибит к полу