Карташева, Клара Сергеевна Дороги Льва Мечникова

Введение

В закрытые ставни окон ломился порывистый ветер и слышались глубокие вздохи Женевского озера. За огромным письменным столом, накинув на плечи клетчатый плед, сидел пожилой мужчина и задумчиво, с паузами писал в толстой тетради. Настольная лампа под темно-зеленым абажуром освещала только круг стола, а во всей комнате царил полумрак. В жидких отблесках света, куда-то в темноту медленно плыли тяжелые облака табачного дыма. Мужчина писал, задумывался, снова писал, а через окна проникал к нему еле брезжущий свет утренней зари… Работал известный французский географ Элизе Реклю.

«Цивилизация и великие исторические реки. Географическая теория прогресса и социального развития» — так называлась монография, которую готовил к изданию Реклю. Однако работа принадлежала не ему, а его умершему другу Льву Мечникову. Незадолго до смерти Мечников передал Реклю некоторые исправления и дополнения к первоначальному наброску «Цивилизации», напечатанному в «Трудах» Невшательского Географического общества, с просьбой отредактировать и взять на себя заботу об издании всего труда. Реклю согласился, считая рукопись коллеги большой научной ценностью.

Делая добавления, где это было необходимо, Элизе понимал, что берет на себя большую ответственность. Он не раз задавал себе вопрос: «Если бы мой друг вернулся теперь, то был бы он доволен моей работой и согласился бы с моими редакторскими изменениями?» Реклю старался по возможности точно передать его мысли и боялся «чем-нибудь нарушить волю» Мечникова.

Благодаря своим путешествиям по Италии, Японии и Америке, благодаря своим обширным знаниям во многих областях науки и наконец благодаря своей необычайной работоспособности Мечников собрал и обработал огромное количество научных материалов, которые не успел использовать полностью из-за преждевременной смерти.

Закончив наконец подготовку текста книги к изданию, Реклю выполнил еще и самую волнующую для него часть работы — написал предисловие к «Цивилизации». Богатым материалом для него послужил удивительный жизненный путь Льва Ильича Мечникова.

Глава I

Годы учебы и годы скитаний

Гвардейский офицер Илья Иванович Мечников жил не по средствам и, чтобы спасти свое положение, переехал из Петербурга в Харьковскую губернию, в родовое имение Панасовку. Была и другая причина быстрого отъезда из северной столицы в южные степи. Слабое здоровье его старшего сына Льва требовало перемены климата. Панасовка пришлась мальчику по душе.

Мир начинался сразу за пустынным двором, за широко раскрытыми воротами, смотревшими на дорогу. Дорога вилась по степным буеракам, по серебристой полынной равнине, откуда тянуло терпкими запахами и грустью. Низкое небо и степь были почти одного цвета и сливались вдали в густом сероватом мареве. Миру не было ни конца, ни края, как этому небу и этой степи, а дорога уносилась за горизонт, далеко, далеко…

Дом с полукруглым балконом и тонкими колоннами был центром мира, потому что нигде в степи не было клумб, яблонь, пруда с утками, не было винокурни.

Но все около дома было изучено в первые же дни, по приезде из Петербурга, а мир за воротами оставался неизведанным.

Он не боялся далеко уходить от дома, и чем дальше уходил, тем дальше хотелось идти. Однажды мальчик пропал.

Это было после разговора с дядей Дмитрием, худым человеком, не выпускавшим черешневую трубку изо рта и умевшим вышивать на пяльцах.

Говорить дядя Дмитрий не любил, но когда однажды племянник спросил, почему дворовые зовут его Спадаренков барчук, а фамилия их Мечниковы, дядя молча выбил трубку, встал, взял его за плечи и повел в сад.

— Кто тебе это сказал? — спросил он.

Мальчик молчал. Ему казалось, что дядя сердится.

— Впрочем, это неважно, — начал дядя Дмитрий. — «Спада» по-румынски «меч». В старину Мечниковых звали Спадаренко или Спатаренко, потому что их предок Николай Милеску, живший двести лет назад, был молдавским боярином и носил титул «мечника» — «спатария», или «спафария». Милеску был большим человеком. Он служил у молдавского господаря Стефаниды и сам мечтал стать господарем. Как-то Спафарий послал одному воеводе выдолбленную палку и в ней письмо, в котором предлагал свергнуть господаря с престола. Воевода предал боярина, и господарь велел отрезать Николаю нос. По молдавским законам человек без носа не мог стать господарем. Спафарию Николаю Милеску удалось бежать из Молдавии в Россию. В 1674 году Спафарий в качестве русского посла выехал в Китай. Он знал восемь языков.

— А можно знать больше? — спросил мальчик.

— Можно.

— А господари в Молдавии есть сейчас?

— Есть, — ответил дядя.

На следующий день мальчик исчез. Его нашли на полтавской дороге, недалеко от Харькова, и с полицией возвратили домой. Мать, стараясь скрыть радость благополучного исхода, сердито спросила:

— Куда ты бежал?

— В Молдавию, — смотря в пол, тихо ответил беглец.

— Зачем?

— Я хотел стать господарем.

Мать села и беспомощно огляделась кругом. Дядя Дмитрий нахмурился и недовольно проговорил:

— У вас сейчас вид, дорогая Эмилия Львовна, какой был у ваших предков на реках Вавилонских. Оставьте его, виноват во всем я.

Потом, в гимназии Льва Мечникова несколько лет дразнили господарем. Он терпеливо сносил насмешки.

— Мой предок замечательный человек, — говорил Лева приятелям. — Подумать только, знал восемь языков и объехал полсвета. Я очень хочу побывать в Китае, пройти по путям Николая Милеску.

Учителя его не любили.

— Разбрасывается, — поправляя пенсне, говорил дяде Дмитрию директор гимназии. — Не без способностей, но растрачивает себя по пустякам.

Дядя Дмитрий приехал из Панасовки в Харьков специально для беседы с директором после того, как племянника задержали по дороге в Крым. Шла война. Лева и его товарищи решили тайком отправиться в армию защищать Севастополь. Ввиду патриотических мотивов их проступок решено было простить.

Окончив гимназию, Лев поступил на медицинский факультет Харьковского университета, но вскоре был исключен за участие в студенческих волнениях. Он переехал в Петербург.

Через некоторое время от него в Панасовку пришло письмо: «Я знаю, что вы будете бранить меня, и вот почему: начал я слушать лекции в военно-медицинской академии, на физико-математическом факультете университета и в академии художеств. Но сейчас, дорогие мои, не это главное. Я взялся за изучение персидского, турецкого и арабского языков и, честно говоря, сделал заметные