жена, звонила в милицию. Бирюков мечтал отправиться в лечебницу, чтобы когда-нибудь потом снова выехать из нее, но выехать куда-нибудь не туда, не в это промежуточное измерение – в менее издевательскую плоскость бытия, а еще лучше домой, домой, в тесный кружок сохранившихся добрых друзей.

Окончание совершенно халтурно. Конечно, Бирюков испугался, сплоховал, полностью отступился. То есть он замыслил обмануть бритоголовых и со временем улизнуть в Южную Африку, где сохранялся апартеид.

– Ладно, – сказал он примирительно. – Дайте мне подумать! Но где гарантии?

Они дали гарантии и с вежливым видом ушли.

Он думает. Когда они входят, он говорит: Я согласен.

Он пишет вроде бы даже не под диктовку:

УВИДЕННОЕ МЕНЯ ПОТРЯСЛО. НЕ О ТОМ Я МЕЧТАЛ. ОТРЕКАЮСЬ ОТ СВОИХ СТАРЫХ ДОМЫСЛОВ. ДА ЗДРАВСТВУЕТ МОГУЧАЯ РОССИЯ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ДОБРОВОЛЬНЫЙ СОЮЗ НАРОДОВ!

– Ну и прекрасно! – улыбался, широко улыбался, в совершенном восторге улыбался и добавил беззлобно: – Вот тут вот только подпишитесь, Александр Николаевич!

Александр Николаевич подписывается и утирает пот носовым платочком. Раздается выстрел. Входит много людей.

– Будем считать это самоубийством. Предсмертную записку суньте ему в карман пиджака. Отпечатки пальцев на пистолете. Сделайте все, как полагается.

Трогает Бирюкова мыском ботинка.

– Утихомирился, сволочь.

– Жаль, помучить не удалось. Следы бы остались.

Бирюков лежал на полу, такой милый, с открытым ртом.