- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (66) »
его из-под воды.
— Куда ты⁈ Сдурел⁈ — кричал еще кто-то. — Внутри огонь! Сгоришь! Сделать ничего нельзя! Пожар простым огнетушителем не потушить…
Последние слова я слышал так, будто они доносились совсем издали. Из другой жизни. А потом стало темно. И жарко мне больше не было.
Где-то под станицей Красная 1980 год. СССР
Мне было жарко. В глаза бил яркий свет. — Игорь! — почувствовал я, как кто-то трясет меня за плечо, — Вставай, молодой! Ты че на ровном месте падаешь⁈ Чай не пьяный! Звал меня мужской голос. Старческий и прокуренный, он тянул букву г на кубанский манер. — Игорь! Я поморщился, потом открыл глаза. Синее небо. Солнце стояло высоко и сильно слепило. Хотелось пить, а лицо горело, обожженное солнечными лучами. В следующее мгновение я тут же вскочил. Мужчина, что разбудил меня, удивлённо отпрянул. При этом что-то очень тихо звякнуло. — Ты че, молодой? — прохрипел он. — То в обморок ни с того ни с сего, то как ужаленный скачешь! Пару мгновений мне потребовалось, чтобы проморгаться. Потом я смог сфокусировать зрение. Первым делом я увидел его: морщинистое обветренное лицо, крупный нос и маленькие внимательные и очень живые глаза. Во рту мятая самокрутка. На покатых плечах висел старый пиджак. У его левого лацкана позвякивали ордена. Боевой удивленно округлил глаза, протер мятой фуражкой вспотевшее лицо. — Боевой, — удивленно проговорил я, заглядывая ему в глаза. — А кто ж еще? Или ты Брежнева привык экспедитором возить? Я недоуменно посмотрел на него. Что за черт⁈ Это ж Боевой! Экспедитор наш, из колхоза! Вместе мы все восьмидесятые трудились! Уж сколько я рейсов с ним сделал! Сколько командировок прошли мы вместе: и Краснодар, и Ростов, и Волгоград. Да даже Челябинск! Всюду он со мной выписывал грузы и товары для нашего колхоза. И вот он! Живой! Говорящий! Судорожно я принялся ощупывать своё тело, осмотрел руки. Ощущения были странными. Под ладонями жилистые мышцы. Перед глазами крепкие руки, огрубевшие от мозолей. Я мгновенно вскочил на ноги. Быстро, по-молодецки. В теле была такая лёгкость, что сложно было поверить, будто оно принадлежит мне. — Да чего с тобой такое, Игорь? — Боевой тяжело, опершись руками о колено, встал. — Чё, солнечный удар поймал? Я повел взглядом вокруг. Асфальтированная дорога бежала по пригорку. За моей спиной, как бы в отдалении от основной посадки, стоял высокий, стройный тополь. У обочины же покоился старенький самосвал ГАЗ-52. Голубоватая краска его белоносой кабины померкла, а зеленоватые борта кузова кое-где подернулись ржавчиной. Да что это произошло? Последнее, что я помню — это авария. Дым и пламя. Жуткая боль в спине и тяжесть пожилого тела. Теперь, на контрасте эта легкость, которую я чувствовал, сейчас ощущалась как что-то волшебное. Она была такой, что, казалось, если захочу, могу свернуть горы. Так это что? Я умер? Умер и попал… куда? — Ты, это, — вкрадчиво посмотрел на меня Боевой, — оклемался? Че эт с тобой было-то? На тебе, и в обморок! — Какой сейчас год? — спросил я Боевого, этого призрака из прошлого, очень живым и непривычным молодым голосом. Сам удивился, как прозвучал мой голос. — Я, вообще-то, уже неделю ни капли в рот не брал, — обиженно посмотрел на меня Боевой. — Что за глупые намеки? — Да какие намеки? — отмахнулся я. — Год-то какой? Боевой недоверчиво скривил обветренные губы, помолчал пару мгновений и проговорил: — Девятое июля тысяча девятьсот восьмидесятого. Вот видишь! Помню! В числах не путаюсь. Да трезвый я! Трезвый! Алька бы меня на работу не пустила с перегаром! — Это очень хорошо, — словно одурманенный проговорил я, — что не пустила бы! Широко улыбнувшись, я метнулся вверх по насыпи, к дороге. Выскочил к машине и одним махом запрыгнул на ступеньку. Заглянул в зеркало заднего вида. Оттуда на меня посмотрел загорелый молодой мужчина с широкой улыбкой и копной растрепанных светло-русых волос на голове. В его голубых живых глазах горели веселые искорки. Искорки, о которых мне говорили все девчонки в станице, что заглядывались на меня. Я растерял эти искорки по ходу жизни, а теперь вот они, снова весело пляшут на голубых радужках. На меня смотрел… Молодой я! Совсем такой, как на старых фотографиях! Мне давно уже стало казаться, что я и забыл, как выглядел тогда, в молодости! Но сейчас, когда мое собственное молодое лицо блестело белозубой улыбкой в зеркале, я почувствовал, будто всегда был таким! Так. Боевой сказал восьмидесятый год. Это значит… Мне двадцать лет! Только-только из армии и за руль! Случайно мой взгляд упал в кабину, на сидение. Там лежала свернутой газета. Не раздумывая, я дернул дверь и бросился внутрь. Схватил номер, все еще немного пахнущий типографской краской. — Свежая, — прошептал я себе под нос, — ни год, ни два. Даже не месяц! Когда я развернул лицо газеты, прочитал вслух: — Московский комсомолец Номер сто пятьдесят три. Шестое июля восьмидесятый год… Цена две копейки… Быть того не может… С первой страницы, чей уголок был оторван и, видимо, пущен Боевым на самокрутки, на меня смотрели улыбающиеся мужчины и женщины. — Девиз, — начал читать я, — ударный труд. В студенческих отрядах страны разворачивается социалистическое соревнование… Свежая! — Не дочитав, я обернулся к Боевому, — Свежая газета! — Да какая ж она свежая⁈ — Удивился Боевой, пыхча поднимаясь на дорожную насыпь, — От шестого числа ж. Мне ее Федотыч на самокрутки отдал. — На самокрутки… — протянул я задумчиво, но весело, — здесь курят самокрутки! А потом бросил газету обратно и соскочил с подножки. — Игорь, — закричал мне вслед Боевой, — тебе мож плохо? Мож голову от солнцу-то прихватило? Постепенно понимая, что происходит, я обежал кузов самосвала сзади, бросил взгляд на дорогу. Трасса Армавир — Отрадная, была немного уже, чем буквально… буквально мгновение назад, когда я ехал к Красной на маршрутке. Узкая, и никакой разметки. Эта дорога — единственная жила в эти времена, соединяющая город Армавир с Красным сельским поселением. — Я умер, что ли? Или все это, вся моя жизнь оказалась дурным сном под этим тополем? Я глянул на могучее дерево, что тянулось к небу. В его зеленой листве шумел ветер. — Ты что распрыгался, как кот молодой? Чай не март! — подошел Боевой. — И не январь, — весело сказал я. — Что стоим-то? И куда едем? — Ты что, молодой, — удивился он, — память растерял? А точно не пил, пока я не вижу? Да вроде, —
Где-то под станицей Красная 1980 год. СССР
Мне было жарко. В глаза бил яркий свет. — Игорь! — почувствовал я, как кто-то трясет меня за плечо, — Вставай, молодой! Ты че на ровном месте падаешь⁈ Чай не пьяный! Звал меня мужской голос. Старческий и прокуренный, он тянул букву г на кубанский манер. — Игорь! Я поморщился, потом открыл глаза. Синее небо. Солнце стояло высоко и сильно слепило. Хотелось пить, а лицо горело, обожженное солнечными лучами. В следующее мгновение я тут же вскочил. Мужчина, что разбудил меня, удивлённо отпрянул. При этом что-то очень тихо звякнуло. — Ты че, молодой? — прохрипел он. — То в обморок ни с того ни с сего, то как ужаленный скачешь! Пару мгновений мне потребовалось, чтобы проморгаться. Потом я смог сфокусировать зрение. Первым делом я увидел его: морщинистое обветренное лицо, крупный нос и маленькие внимательные и очень живые глаза. Во рту мятая самокрутка. На покатых плечах висел старый пиджак. У его левого лацкана позвякивали ордена. Боевой удивленно округлил глаза, протер мятой фуражкой вспотевшее лицо. — Боевой, — удивленно проговорил я, заглядывая ему в глаза. — А кто ж еще? Или ты Брежнева привык экспедитором возить? Я недоуменно посмотрел на него. Что за черт⁈ Это ж Боевой! Экспедитор наш, из колхоза! Вместе мы все восьмидесятые трудились! Уж сколько я рейсов с ним сделал! Сколько командировок прошли мы вместе: и Краснодар, и Ростов, и Волгоград. Да даже Челябинск! Всюду он со мной выписывал грузы и товары для нашего колхоза. И вот он! Живой! Говорящий! Судорожно я принялся ощупывать своё тело, осмотрел руки. Ощущения были странными. Под ладонями жилистые мышцы. Перед глазами крепкие руки, огрубевшие от мозолей. Я мгновенно вскочил на ноги. Быстро, по-молодецки. В теле была такая лёгкость, что сложно было поверить, будто оно принадлежит мне. — Да чего с тобой такое, Игорь? — Боевой тяжело, опершись руками о колено, встал. — Чё, солнечный удар поймал? Я повел взглядом вокруг. Асфальтированная дорога бежала по пригорку. За моей спиной, как бы в отдалении от основной посадки, стоял высокий, стройный тополь. У обочины же покоился старенький самосвал ГАЗ-52. Голубоватая краска его белоносой кабины померкла, а зеленоватые борта кузова кое-где подернулись ржавчиной. Да что это произошло? Последнее, что я помню — это авария. Дым и пламя. Жуткая боль в спине и тяжесть пожилого тела. Теперь, на контрасте эта легкость, которую я чувствовал, сейчас ощущалась как что-то волшебное. Она была такой, что, казалось, если захочу, могу свернуть горы. Так это что? Я умер? Умер и попал… куда? — Ты, это, — вкрадчиво посмотрел на меня Боевой, — оклемался? Че эт с тобой было-то? На тебе, и в обморок! — Какой сейчас год? — спросил я Боевого, этого призрака из прошлого, очень живым и непривычным молодым голосом. Сам удивился, как прозвучал мой голос. — Я, вообще-то, уже неделю ни капли в рот не брал, — обиженно посмотрел на меня Боевой. — Что за глупые намеки? — Да какие намеки? — отмахнулся я. — Год-то какой? Боевой недоверчиво скривил обветренные губы, помолчал пару мгновений и проговорил: — Девятое июля тысяча девятьсот восьмидесятого. Вот видишь! Помню! В числах не путаюсь. Да трезвый я! Трезвый! Алька бы меня на работу не пустила с перегаром! — Это очень хорошо, — словно одурманенный проговорил я, — что не пустила бы! Широко улыбнувшись, я метнулся вверх по насыпи, к дороге. Выскочил к машине и одним махом запрыгнул на ступеньку. Заглянул в зеркало заднего вида. Оттуда на меня посмотрел загорелый молодой мужчина с широкой улыбкой и копной растрепанных светло-русых волос на голове. В его голубых живых глазах горели веселые искорки. Искорки, о которых мне говорили все девчонки в станице, что заглядывались на меня. Я растерял эти искорки по ходу жизни, а теперь вот они, снова весело пляшут на голубых радужках. На меня смотрел… Молодой я! Совсем такой, как на старых фотографиях! Мне давно уже стало казаться, что я и забыл, как выглядел тогда, в молодости! Но сейчас, когда мое собственное молодое лицо блестело белозубой улыбкой в зеркале, я почувствовал, будто всегда был таким! Так. Боевой сказал восьмидесятый год. Это значит… Мне двадцать лет! Только-только из армии и за руль! Случайно мой взгляд упал в кабину, на сидение. Там лежала свернутой газета. Не раздумывая, я дернул дверь и бросился внутрь. Схватил номер, все еще немного пахнущий типографской краской. — Свежая, — прошептал я себе под нос, — ни год, ни два. Даже не месяц! Когда я развернул лицо газеты, прочитал вслух: — Московский комсомолец Номер сто пятьдесят три. Шестое июля восьмидесятый год… Цена две копейки… Быть того не может… С первой страницы, чей уголок был оторван и, видимо, пущен Боевым на самокрутки, на меня смотрели улыбающиеся мужчины и женщины. — Девиз, — начал читать я, — ударный труд. В студенческих отрядах страны разворачивается социалистическое соревнование… Свежая! — Не дочитав, я обернулся к Боевому, — Свежая газета! — Да какая ж она свежая⁈ — Удивился Боевой, пыхча поднимаясь на дорожную насыпь, — От шестого числа ж. Мне ее Федотыч на самокрутки отдал. — На самокрутки… — протянул я задумчиво, но весело, — здесь курят самокрутки! А потом бросил газету обратно и соскочил с подножки. — Игорь, — закричал мне вслед Боевой, — тебе мож плохо? Мож голову от солнцу-то прихватило? Постепенно понимая, что происходит, я обежал кузов самосвала сзади, бросил взгляд на дорогу. Трасса Армавир — Отрадная, была немного уже, чем буквально… буквально мгновение назад, когда я ехал к Красной на маршрутке. Узкая, и никакой разметки. Эта дорога — единственная жила в эти времена, соединяющая город Армавир с Красным сельским поселением. — Я умер, что ли? Или все это, вся моя жизнь оказалась дурным сном под этим тополем? Я глянул на могучее дерево, что тянулось к небу. В его зеленой листве шумел ветер. — Ты что распрыгался, как кот молодой? Чай не март! — подошел Боевой. — И не январь, — весело сказал я. — Что стоим-то? И куда едем? — Ты что, молодой, — удивился он, — память растерял? А точно не пил, пока я не вижу? Да вроде, —
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (66) »