зашагал вниз по лестнице.

С момента выхода из подъезда для меня началась новая жизнь. Прологом к ней было ощущение полнейшей беспомощности перед лицом предстоящего пути до Ириного дома. Я не знал, сколько нас разделяло километров, но и без этого совершенно чётко понимал, что пункт моего назначения находится очень и очень далеко, если идти до него пешком. Другого варианта у меня и не было: автобусы уже давно не ходят по известным причинам, а водить машину я не умел. Да и машина-то наша — и та осталась с отцом: где-то там, далеко. Попробовать взять чужую машину, завести её, ловко соединив нужные провода под приборной панелью, и поехать, на ходу учась управлять транспортным средством с нуля — затея, конечно, резвая и дерзкая, но уж больно киношная, и только там — в кино — она увенчалась бы успехом. В реальности же я споткнулся бы уже об этап с соединением нужных проводов. Что это за провода там такие волшебные, которые позволяют крутым ребятам из блокбастеров завести любую тачку с пол-оборота? Ума не приложу. Итого, путь оставался только один: пешком, вперёд, по дворам и улицам, вдоль расклонированных по округе многоэтажек, магазинчиков и торговых центров. Вдоль Радуги — в том числе.

Как бы ни была неприятна мне даже сама мысль о возвращении туда, мимо Радуги мне пришлось бы пройти в любом случае. Очень скоро по мере моего продвижения по улице она показалась в поле зрения. Всё те же стены, всё то же здание, всё та же парковка перед ним, которая навсегда останется в моей памяти местом двойного убийства. Вокруг Радуги было тихо. На дворе уже стоял ясный и светлый день, и вряд ли те, кто засел в торговом центре, всё ещё спали. Подойдя ещё чуть ближе и оказавшись почти на перекрёстке, я увидел силуэт дозорного на крыше. Кто это был, я не мог разглядеть. Да и не всё ли равно? Кто бы то ни был, он — один из тех людей, что убили Юру и его отца и, возможно, расправились с остальными бедолагами, решившими роковым утром двадцатого дня оспорить притязания странников из Восхода на Радугу и её богатства. Интересно, что бы сталось со мной и Аркадием, если б мы тогда не побежали? И что, кстати, сейчас с Аркадием, который отправился вызволять свою ненаглядную из лап бандитов со всеми сбережениями моих родителей? Трудно было сказать. Одно я знал совершенно точно: не этим мне сейчас следует забивать себе голову.

Я осторожно пересёк проезжую часть, чтобы миновать перекрёсток и в то же время остаться незамеченным для дозорного на крыше. Мертвецов поблизости не было, и я мог полностью сфокусироваться на нём, во все глаза смотревшем куда-то перед собой. Кого он выискивает? Трупов ведь нет в радиусе доброй пары сотен метров. И, кстати, почему их нет? Неужто после того, как Тоха дважды выстрелил тогда из пистолета, на звук пальбы никто не прибежал? Или прибежал, но им удалось каким-то образом избавиться от гостей? Да плевать! Плевать, плевать, чёрт побери, плевать, хватит задавать себе идиотские вопросы! Сосредоточься уже на дороге!

Со времён моих дозоров на крыше Радуги я помнил, какие зоны вблизи торгового центра просматриваются хорошо, а какие — не очень. Вся нужная мне дорога, ведущая к кольцу, была как на ладони: начиная от тротуара вдоль неё и заканчивая, собственно, проезжей частью. В районе кольца улица, на которой находилась Радуга — и мой дом, кстати, тоже, — соединялась с другой улицей: длинной, широкой и протяжённой, связывавшей, по сути, нашу глухую окраину с предместьями городского центра. Когда я дойду до кольца, мне нужно будет всего-то двигаться вдоль этой транспортной артерии, по необходимости сворачивая во дворы и прячась от зомби, и, когда я дойду до большой развязки и в следующий раз сверну куда-либо, большая часть пути уже будет пройдена. Но сначала нужно было добраться до этого самого кольца. А сделать это, двигаясь вдоль проезжей части и оставаясь при этом незамеченным для дозорного, было попросту невозможно. Нужно было либо пробираться через дворы, либо уходить вглубь квартала, по улице, параллельной той самой большой дороге, которая мне была нужна. А дальше — вверх, по улочке, параллельной моей, и там — к большому перекрёстку, на котором эта улочка соединится с большой дорогой. Даже на бумаге всё выглядит как-то запутанно. Куда ни глянь — везде треклятый Кносский лабиринт, где вместо стен — панельные пятиэтажки, а вместо Минотавра — толпа мертвецов, которая может поджидать тебя — бестолковую пародию на Тесея — за любым углом.

Из всех путей я выбрал тот, который посчитал наиболее безопасным: вдоль дороги, вглубь района и, по сути, в обход квартала, располагавшегося напротив Радуги. Так было значительно дольше, чем срезать через дворы, но зато спокойнее: дорога просматривается далеко вперёд, в отличие от дворовых закоулков. На полпути до развилки я увидел школу, скрывавшуюся чуть вдалеке, за деревьями, рассаженными вокруг её серого здания. Ту самую школу, мою школу, в которой я был в последний раз двадцать шесть дней назад, и в которой… Н-да. Как тогда, находясь в моменте, так и сейчас я не хочу думать о том, что случилось в тех стенах в первую неделю после начала вымирания. «Та самая школа, в которой я был в последний раз двадцать шесть дней назад», — и точка. И больше ничего.

Миновав школу и автобусную остановку рядом с ней, я встретил первого мертвеца за всю дорогу. Он сидел на траве, под окнами многоэтажки, оперевшись спиной на берёзу. Прямо напротив, на дороге, стояли две машины, столкнувшиеся и сгоревшие дотла когда-то, видимо, очень давно. Рубашка на теле сидевшего у дерева мертвеца была порвана, в коже на его лице застряло несколько мелких осколков битого стекла, и я предположил, что мертвец был одним из участников этой аварии. Другого участника я увидел в одной из машин: в виде обгоревшего до костей тела. Что здесь произошло? Когда? Были ли ещё погибшие? Эти и многие другие умные вопросы я не успел себе задать: мертвец, сидевший у берёзы, повернул голову, открыл глаза и уставился на меня.

Наверное, это всё в нашей природе: когда на нас пристально смотрит другой человек, мы либо отводим взгляд, либо пытаемся каким-то образом вступить в диалог со смотрящим. Сказать ему что-то вроде: «Привет», — или спросить: «Чё вылупился?» — да что угодно, лишь бы не было этой неловкой паузы, этого провисания, эмоционального напряжения, требующего немедленной разрядки и сиюминутного катарсиса. А всего-то — один только взгляд незнакомца! Раньше, когда я ездил в маршрутках, я любил проводить эксперименты на эту тему. Столкнувшись с кем-нибудь взглядами, я нарочно смотрел на него в ожидании реакции. Опытным путём я выяснил, что в отношении этих самых гляделок люди делятся на