чуть ли не строем. Подраться они явно любили, а вот умели от силы на троечку.

С жирнющим таким минусом. Я без особого труда свалил первого, кто сунулся — того самого, что чуть не влепил мне по голове ботинком. Просто швырнул лицом в стену, пропустив мимо и на всякий случай еще добавил локтем в поясницу. Второй — полноватый коротышка с поросячьим рылом — снова попытался ударить меня. И не кулаком, а кожаным портфелем — то ли побоялся подойти ближе, то ли не слишком-то рассчитывал на собственные силенки. Его я срезал еще на размахе — пнул ногой в мягкий живот и отправил на паркет.

А вот с третьим пришлось повозиться: он не только двигался поувереннее своих сотоварищей, но и выглядел куда основательнее. Здоровенный — на полголовы выше меня и тяжелее раза в полтора. Бритая круглая башка будто росла прямо из плеч, а шеи не было вовсе — парень явно любил побаловаться гирями. Или просто целыми днями поднимал тяжести на какой-то нелегкой работе — силища в нем оказалась звериная.

Хорошо хоть умение подвело.

Я прикрыл подбородок плечом, но могучий удар все равно отбросил меня — чуть ли не протащил по полу подошвами, и от второго я предпочел уклониться. Поднырнул под неуклюжую размашистую «закидуху» и впечатал кулак в торс. Будто в стену — каменную, разве что кое-как прикрытую сверху слоем податливой человеческой плоти. Здоровяк даже не хмыкнул, а вот моя рука онемела чуть ли не по локоть. Зато осталась еще и вторая — ею я зарядил в челюсть.

Четко и мощно, с переносом веса, вложившись всем корпусом. Прямо как на показательных выступлениях: не кулаком, чтобы не сломать костяшки — а предплечьем, ровно по линии от подбородка под ухо, заодно зацепив сгибом большого пальца болевую точку. Любого нормального человека такой удар отправил бы в нокаут — ну, или хотя бы уронил.

Но этот бугай разве что пошатнулся. Я не стал дожидаться, пока он очухается — или пока на меня снова прыгнет кто-нибудь из его товарищей. Дальше демонстрировать свои бойцовские навыки и калечить парней в мои планы определенно не входило, как и рисковать огрести от превосходящих втрое сил врага — так что я напоследок добавил носком ботинка здоровяку под колено, развернулся…

И едва не налетел на невесть откуда взявшегося усатого мужика в форме. Вроде той, что носили мои недруги — только чуть темнее, с какими-то значками на лацканах и наплечными знаками с золотым шитьем.

— А ну стой!!!

От сердитого окрика мои преследователи замерли — их будто к полу приморозило. Да и я сам вдруг с предельной ясностью осознал — удирать будет чревато последствиями. Не смертельными, конечно — но теми, которых любой разумный человек предпочел бы избежать.

— Что вы тут устроили⁈

Голос у моего нежданного спасителя оказался командирский — зычный и могучий, разве что чуть охрипший от крика. А вот внешность до такой луженой глотки явно не дотягивала: ростом мужик был заметно ниже меня, да и богатырским сложением не отличался. Красноватый и опухший рыхлый нос выдавал в нем любителя заложить за воротник, а рыжеватые прокуренные усы, почти сросшиеся с бакенбардами, при ближайшем рассмотрении оказались наполовину седыми, хоть их обладатель наверняка еще не разменял и шестого десятка. Потасканный облик дополняла огромная блестящая плешь — да и в целом местный блюститель порядка выглядел скорее забавным, чем грозным.

Но парни в форме, похоже, изрядно его побаивались.

— Ничего, ваше благородие, — проворчал здоровяк, потирая ушибленную мною челюсть. — Столкнулись… нечаянно.

— Я вам устрою — нечаянно! — Усатый погрозил костлявым кулаком. — А еще гимназисты называются… При Александре Николаевиче всех бы уже сто раз выперли за такие выкрутасы, остолопов.

— Иван Павлович, мы не…

— Молчать! Молчать, когда я говорю. — Тот, кого назвали Иваном Павловичем, шагнул вперед и ухватил здоровяка за пуговицу на кителе. — Слушай сюда, Кудеяров, внимательно слушай: еще раз начнешь кулаками махать — вылетишь с волчьим билетом. Понял⁈

— Да как же не понять, ваше благородие.

Здоровяк едва заметно улыбнулся — но тут же снова подобрался, старательно изображая испуг. Видимо, он уже не раз попадался на подобных потасовках, и теперь всерьез рисковал огрести по-полной. А его товарищи и вовсе уже успели то ли удрать по коридору, то ли спрятаться — и как будто смогли избежать праведного гнева…

Воспитателя? Или как его тут называют?

— Пошел вон отсюда. — Иван Павлович отпустил насупившегося Кудеярова и развернулся ко мне. — А ты, Волков — марш в уборную! Не хватало еще с таким рылом на улице показаться.

Волков?..

В виновники потасовки меня как будто не записали — но на этом благосклонность Ивана Павловича закончилась: он схватил меня под локоть, с неожиданной для своей комплекции силой проволок по коридору и буквально швырнул за дверь к видавшему виды умывальнику с латунным краном.

Прямо над ними висело зеркало — небольшое, с отколотым куском в углу, мутное и явно давно не мытое. И из него на меня удивленно таращился худой темноволосый пацан лет семнадцати-восемнадцати, облаченный точно в такой же китель со стоячим воротником, как и те, что только что пытались отметелить…

Его? Меня?.. Нас?

Я поднял руку — и парень за стеклом повторил движение. Осторожно коснулся пальцами разбитого носа, покачал головой — и снова уставился прямо на меня.

Может, я и правда выглядел примерно так — целую вечность назад. Так давно, что при всем желании не смог бы вспомнить. Впрочем, едва ли ритуал мог иметь такой… побочный эффект. События принимали весьма занятный оборот, и все больше напоминали какую-то фантасмагорию — однако вывод напрашивался сам собой: меня переместило не только во времени и пространстве — но еще и зашвырнуло в чье-то тело. И если…

— Долго тут рассусоливать будешь? — сердито буркнул за моей спиной Иван Павлович. — Как на девку пялишься… Мойся давай — и иди уже!

Я не стал спорить: открутил кран, сполоснул лицо, осторожно пощупал нос — кажется, не сломан — и даже кое-как привел в порядок одежду. Эти нехитрые операции не только окончательно привели меня в чувство, но и позволили хоть немного выдохнуть и подумать…

Нет — подумать как раз таки не получилось, хоть я и отчаянно пытался. Вопросы с жужжанием роились в голове, и с каждым мгновением их количество увеличивалось примерно вдвое. Даже срочных и самых-самых важных оказалось столько, что они принялись расталкивать друг друга, буквально встали колом где-то