спрашиваю. Раз ты не пожелал дать мне честный ответ, то пусть ответит Талия. Может быть девушка окажется честнее, — Елена Викторовна с шумом выдохнула облако дыма.

— Ну, было такое… Очень немножко. Вы его не ругайте, Елена Вкторовна! Я сама виновата… — Талия начала быстро и сбивчиво рассказывать, как разделась передо мной, потому что была мокрая, но графиня ее прервала:

— Так! Все, все, дальше не надо! Все, все, скорее замолчи!

И наступила тяжелая тишина, в которой мама сосредоточено курила, Талия испуганно смотрела на меня, а я на дальнюю часть гостиной, где в настенной росписи проступало бледно-розовое изображение Геры.

— Ты должен жениться на Талии, — наконец подвела итог беседы мама. — Сегодня же поговорю с Евклидом Ивановичем.

— Я согласна! — выпалила баронесса. — Только, пожалуйста, не надо ничего говорить папе! Елена Викторовна, пожалуйста! Вы не представляете, как он разозлится! Можно просто жениться и все.

— Тогда мне следует жениться еще на Даше Новоселовой, на Айлин, на княгине Ковалевской, — вот в последнем я чуть приврал, если следовать логике мамы, и добавил. — И уверен, что этот список скоро может пополниться. Я молод и у меня большие планы.

— Саша! — мама вскочила с дивана. — Что за неуместные шуточки! Мы говорим сейчас об очень серьезных вещах!

— Я понимаю. И если ты не хочешь, чтобы эти «серьезные вещи» для кого-то стали трагическими, то не вздумай говорить что-либо на эту тему Евклиду Ивановичу. А мы с Талией сами разберемся, с кем и когда нам связывать свои жизни, — сказал я, спокойно и твердо глядя на графиню. — Я говорю очень серьезно, если ты не хочешь устроить для Талии большие неприятности, то не надо передавать барону содержание нашего разговора.

— Я без тебя разберусь, о чем и как говорить с Евклидом, — мама вдруг решила прекратить разговор и вышла из гостиной сердитой.

У меня возникло нехорошее подозрение, что она может воспользоваться ситуацией и в самом деле поднять перед Евстафьевым этот вопрос. Ведь и барон и она сама не раз давали понять, что желают видеть Талию моей женой. Да, уже второй год как они взращивали эту не совсем здравую идею. А тут надо же, такой удобный случай…

— Ну зачем ты это признала? — спросил я нежданную гостью, сев рядом с ней на диван.

— Саш, я испугалась. Думала, что твоя мама все знает и ругает тебя. Она же зашла такая строгая. Я ее никогда такой не видела, — она придвинулась ко мне и шепнула: — Курить ужасно хочу. Пойдем к тебе в комнату?

— А с чего она вообще взяла, что между нами что-то было? — я повернул ее подбородок к себе и подумал: «Если честно, Талия красивая девочка. Может даже эта незначительная полнота ей в плюс. Но я с ней не могу быть долго и часто, не говоря уже о том, чтобы связать свою жизнь».

— Сама не знаю, как так вышло. Пока я тебя ждала, она позвала меня пить чай, а потом спрашивает: «Вы с Сашей говорили, что друг другу больше, чем брат и сестра. Это как надо понимать?». Ну я сказала, что это более теплые отношения, мы целуемся и всякое такое, — ее ладошка легла на холмик, вздыбивший мои брюки. — Саш, да ладно. Поругается и перестанет. Даже если она скажет папе, думаю ничего страшного не случится. Против тебя папа никогда ничего не имел. Может он даже рад будет.

— Может и будет… Ладно, идем, — я подал ей руку и повел наверх, к себе.

Когда мы вошли в мою комнату, Талия сама закрыла дверь и прижалась ко мне:

— Трахаться хочу жуть как! — сообщила она, потираясь о мое крепкое окаменение и стягивая с себя кожаную куртку.

Она завела меня в две секунды. Если бы не было подозрений, что скоро в комнату постучит мама, я бы не церемонясь нагнул бы ее, поставил на четвереньки и вошел в эту милую ненасытную задницу. Ах, да, нужна смазка — тюбик для «утех имени Гаврилова» должен быть в ее сумочке.

— И что ты предлагаешь? — полюбопытствовал я, сунув руку ей между ног.

— Есть план… — она часто задышала, раздвинув ножки. — Шикарный план… А-а! Саш! — она затрепетала он прикосновения моих пальцев там…

— Тише, дорогая! А то мама прибежит, — не отпуская ее я сделал несколько шагов в сторону кровати.

— Мы можем поехать в гостиницу, — раскрыла она свой «шикарный план», расстегивая мне брюки, — например, в «Южное облако». Там здорово!

— Это Лис тебя туда водил? — догадался я, сев на кровать.

— Ну, да… — замялась она, наклонилась и поцеловала кончик моего члена. — Очень тебя хочу, м-м-м… — замычала она, взяв губками головку.

У баронессы полные, нежные губы. Безумно приятно, когда головка исчезает в них, особенно, когда они обхватывают венчик и посасывают его. Я и подумать не мог, что меня сегодня ждут такие приключения.

— Он у тебя такой хорошенький… — она оторвалась, подняв ко мне зеленые глаза. — У меня все дрожит, — баронесса провела языком от кончика члена вниз.

Я расстегнул последние две пуговки, чтобы добраться без препятствий к ее мокрой кисе, и когда мои пальцы погрузились в нее, баронесса в самом деле задрожала. Повернулась удобнее, не выпуская изо рта член и подставляя себя ласкам. Когда я погружал пальчики чуть глубже, Талия выгибалась, издавая полное наслаждение мычание, затем с еще большей страстью набрасывалась на моего воина, терзая его губками и громко чмокая. Ее жадность быстро довела меня до точки восторга: я зарычал, вонзив пальцы в лоно баронессы глубоким тычком, и излился ей в ротик. Она вскрикнула, запрокинув голову, но не от оргазма, наверное, от проникновения моих пальцев.

— Больно? — забеспокоился я, подумав, что по неосторожности мог лишить ее того, что она обязалась хранить согласно клятве.

— Немножко, — она качнула головой, закрыв глаза и тяжело дыша. Ладонью обтерла забрызганные губы и щеки.

Я раздвинул ее бедра, оглядывая складочку — крови не было. Может быть и обошлось без той самой неприятности. Осторожно потирая ее мокрую щелочку, я довел Талию до сладкой дрожи. Под конец она даже начала бить руками по постели и закусила губку, чтобы не заорать.

— Ой, с ума сойти! Как я люблю кончать! Это так круто! — она лениво повернулась на бок, и вдруг спохватилась: — Слушай, мы же просто пришли покурить. Чего ты на меня набросился, твое, Аид дери, сиятельство⁈ Вообще псих какой-то! Наверное, мне целку сломал! Все папе расскажу!

Вот тут я опешил. Опешил не только граф Елецкий, но и Астерий во мне. Я даже не знал, что возразить на ее нахальное заявление. Вот не лезло в голову приличных слов, таких чтобы слишком не обидеть «сестренку».

А госпожа Евстафьева,