понятно, являлись во всем зачинщиками.

При доме, который они занимали, находился роскошный сад: большой, запущенный, с двумя пересекающимися аллеями, заросшими травою, с тропинками, с развалившейся беседкой в чаще сиреневых кустов, с черемухой, вишней и старыми ароматными липами. В этом саду Петр и Григорий поставили две офицерские палатки и поселились в них, вероятно, представляя себе, что они живут в девственном лесу.

В этом-то саду мы и собирались.

В кустах и под купами деревьев раздавались наши смех, крики и кипело буйное веселье.

У братьев были ружья, и мы стреляли в цель; почти каждый соорудил себе высокие ходули; наконец, мы заготовляли блестящий фейерверк на день именин отца Трубиных -- 11-ое мая.

Один край этого сада был загорожен полуразвалившейся высокой каменной стеной, бурой, обветренной, поросшей мхом. Говорили, что это -- стена разрушенного и сожженного еще в 1835 г. монастыря. Теперь же эта стена просто отделяла два смежных участка, и мы никогда не задумывались над тем, что находится за стеной.

Высилась она высокая, шершавая, буро-зеленая, саженей на девять, и почти на самом её верху было круглое отверстие, вроде слухового окна.

И вот однажды кому то из нас пришла в голову задача -- попасть в это окошко камнем. Задача была не из легких, а поэтому она быстро заняла всех и в стену полетели друг за другом беспорядочно камни.

Часа два мы швыряли каменья и только один или два из них беззвучно пролетели в чернеющую дыру и скрылись, а десятки гулко и резко шлепались в стену и падали назад.

Когда мы пришли на другой день, Григорий встретил нас торжествующим возгласом:

-- Глядите, господа! Раз, два!

Он взмахнул рукою и выпустил камень. Камень со свистом описал плавную дугу и скрылся в черной дыре окошка.

-- Раз, два! Раз, два! -- и еще два камня полетели с такой же математической точностью.

-- А Петр не может! -- смеясь сказал Григорий, вытирая руку и отходя.

-- И врешь! -- закричал Петр. -- Вот тебе! -- и пустил камень, но камень, с треском ударился в стену, -- правда, недалеко от окна, -- и упал назад.

-- Ну, вот и показал! -- захохотал Григорий. Петр стиснул зубы и с остервенением стал упражняться. Мы увлеклись тем лее, и опять в стену с резкими ударами и глухим шуршанием посыпались камни.

Григорий, время от времени, пускал камень тоже и каждый раз без промаха.

Это занятие обратилось у нас в спорт и каждый день с добрый час времени мы занимались швырянием камней в чернеющую наверху дыру.

Наловчились мы в этом деле дня в четыре. Я стал попадать раньше других, за мной Петр, потом Довойно, а там и остальные, кроме Прохорова, который был близорук, как крот, и слабосилен, так что не мог даже добросить камня.

Было какое то особенное удовольствие метким взмахом запустить камень и следить, как он, описав дугу, неслышно мелькнет в черную дыру и скроется из глаз.

И камни летели один за другим и исчезали. Иногда, одновременно пущенные, они сталкивались вверху и с треском отскакивали друг от друга или один за другим пролетали за стену

Пани Гортензия, полная курносая женщина, экономка у ксендза костела Святого Духа, сидела у себя в комнатке и вышивала бисером и шелком пелену, когда у открытого окошка показался дворник Иосиф и сказал ей:

-- ПрСшу, пани, забачить. Знова жартуют!

-- Матка Боска! -- воскликнула пани Гортензия и, колыхнувшись, поднялась и выплыла сперва в кухню, а затем -- на двор, красная, как пион.

-- ПрСшу, прСшу! -- сказал дворник, твердым шагом идя к низенькому забору, через который свешивались корявые ветки старых груш и яблонь.

Они остановились у калитки и пани Гортензия крепко прижала руку к левому боку и раскрыла рот.

-- Чу! -- сказал Иосиф, поднимая руку. Пани Гортензия могла только слабо кивнуть в ответ.

В мирной тишине маленького садика в этот вечерний час резко задребезжали и зазвенели разбитые стекла.

Иосиф открыл калитку и они вошли в сад. В левой стороне стояла обвитая виноградом тенистая беседка, прямо -- красивым узором раскинулись клумбы, на которых к июню засверкают всеми красками яркие цветы; во все стороны протянулись усыпанные песком выметенные, вычищенные аллейки, в пересечении которых журчал фонтан. Цвела сирень. Купы деревьев, яблонь, груш, вишен, кусты смородины и малины были наполнены нежным шумом гудящих вьющихся насекомых. Мир и благодать царствовали в этом уголке. Справа от сада тянулись грядки огорода и сверкали под солнечными лучами почти лежащие на земле стеклянные рамы, прикрывающие парники.

-- Дзинь! -- раздавалось время-от-времени, и, словно

с неба упавший камень проникал в парник и разбрасывал искрами раздробленное стекло.

-- Дзинь! Дзинь!

Пани Гортензия стояла некоторое время в немом молчании, потом взвизгнула и понеслась к дому, а Иосиф, устремив глаза кверху, пристально и сосредоточенно смотрел в бурую, покрытую мхом, стену, на чернеющее в ней отверстие круглого окна...

Отец Стефан сидел в своем кабинете в глубоком кресле и мирно дремал, когда вошедшая пани Гортензия шумно и внезапно пробудила его:

-- Что же такое с нами будет? В наш сад так и сыпят камнями. На парниках все стекла побили. Того-гляди, и нам в голову камень ударит! ПрСшу забачить!

И она заставила отца Стефана подняться с кресла, надеть шляпу, взять трость и выйти в садик, где всё еще стоял Иосиф, созерцая чернеющую дыру в угрюмой стене, из которой, как из пращи, вылетали камни и со звоном разбивали вдребезги стекла парниковых рам...

-- Десять раз без промаха, кто может? -- закричал Григорий. -- Вот, смотрите!

Подле нас грудой лежали собранные камни.

Мы остановились и с восхищением смотрели, как, после каждого сильного взмаха руки Григория, камень жужжа, словно птица, летел и скрывался через дыру за" стеною.

-- Четыре, пять, шесть, -- считал Петр, и вдруг мы услышали позади себя громкий, сердитый окрик:

-- Вот они, негодяи, чем занимаются! А если в голову'?

Мы сразу все обернулись -- и застыли в смущении. Перед нами стоял седоусый, высокий старик в белом кителе и в штанах с лампасами. Лицо его было грозно, и он махал поднятой в руке палкой. Рядом с ним, в черной сутане и широкополой шляпе, стоял ксендз и несомненно смеялся, хотя лицо его было спокойно.

Генерал махал палкой и кричал:

-- Ну, Гришка, уж я тебе задам баню! И тебе, Петька, не отвертеться! Скажите на милость, забава! Людям головы камнями прошибать!

-- Чьи же головы? -- возразил Григорий. -- Мы в дыру целим!

-- Дурак и есть! -- сердито сказал генерал. -- А куда камень из дыры летит?

Правда, куда? Мы даже удивились, что никто из нас об этом не подумал, и смутились.

-- Прямо в сад ко мне, -- мягко объяснил ксендз: -- прямо на парники и все стекла перебили, а если бы в это время я задумал поглядеть на