своей свежести. Кажется, они изготовлены из какого-то вечно живого материала.

Вид этой одинокой могилы волнует каждого, впервые проехавшего по Уралу человека. Кто покоится под этой пирамидой? Почему именно здесь похоронен он?

* * *

Если у Василия Николаевича спрашивали, нравится ли ему жить в уединении, старый путевой обходчик нехотя отвечал:

— А что? Жить везде можно.

Но никому не удавалось вызвать его на более откровенный разговор. Любопытствующих собеседников он попросту грубо обрывал:

— Какое ваше дело до чужой жизни?

— Дикарь какой-то — не человек, — сказал о нем кто-то из путейцев. Это прозвище так и осталось за Василием Николаевичем.

Как-то летней ночью Василий Николаевич обходил свой участок дороги. Ночь была светлая и прохладная, на фоне звездного неба вырисовывались заштрихованные контуры облаков. Держа в руке путейский молоток с длинной рукояткой, обходчик, не сбавляя шага, остукивал болты рельсовых накладок. На подъем шел поезд. Василий Николаевич выпрямился, прислушиваясь к прерывисто-хрипловатым вздохам паровоза.

«Тяжеловесный ведет», — решил он, спускаясь на середину насыпи, чтобы пропустить мимо себя неторопливо катящиеся вагоны.

Паровоз уже прошел перевал. Вздохи его стали чаще и свободнее, вагоны побежали быстрее, веселее и звонче застучали на стыках. И вдруг из дверей одного пульмана метрах в двадцати от Сизова выкатился большой тюк и, прыгая через кочку, скатился под откос. За ним другой, третий… Молнией мелькнула мысль: «Грабители!»

Еще не сознавая, что он подвергает себя опасности, Василий Николаевич спустился с насыпи и подошел, к ближнему тюку. «Кожаный хром», — сразу определил путевой обходчик, пощупав содержимое тюка.

Послышались шаги. «Попал в переплет, старый дурак», — подумал Василий Николаевич и присел за тюк на корточки. Сидеть было неудобно, но добежать до леса он может не успеть — грабители без труда настигнут его…

Вор подошел к тюку и зачем-то покачал его из стороны в сторону, потом легонько свистнул. Из темноты раздался ответный свист.

Сизов бросился на грабителя и обхватил его туловище вместе с руками, а другой своей рукой он зажал ему рот. Прыжок был настолько неожидан, что тот даже не вскрикнул. Минуту спустя вор лежал уже связанный. Когда Сизов встал на ноги, он увидел, что к ним приближался другой.

— Никого поблизости нет? — спросил тот, видимо, приняв обходчика в темноте за своего соучастника.

Вместо ответа путевой обходчик ударил его кулаком в подбородок.

…Весть о задержании преступников быстро облетела всю дистанцию.

— Теперь Дикарю уходить из лесу надо, — сожалея о нем, говорили путейцы, — отомстят ему.

Но когда начальник дистанции Сидор Корнеевич Козин предложил Сизову перейти бригадиром пути в город, он наотрез отказался.

— Мне нечего их бояться. Теперь воров на это место калачом не заманишь.

Сидор Корнеевич не стал настаивать, он не любил Сизова. Ему не нравилась его неряшливость. Вечно нестираная рубашка никогда не заправлялась и топорщилась на нем складками. Завистливо также Козин относился к его силе. Она чувствовалась во всей угловатой фигуре с широкими плечами и короткой шеей. Но неприязнь Козина к старому путевому обходчику имела и другую причину. Очень давно, когда Козин еще работал в отделе кадров отделения дороги, его однажды послали в Орловскую область вербовать людей на путейские работы. В числе изъявивших желание поехать на Урал оказался и молодой крестьянин с копной рыжеватых волос, Василий Сизов. Заполняя анкету, в графе «социальное положение» он ответил: «зажиточный крестьянин».

— Это как тебя понимать? — спросил его Козин. — Кулак, что ли?

— Зажиточный крестьянин, — повторил Сизов.

Козин узнал от крестьян, что раньше Сизов был батраком, потом, женившись на дочери своего хозяина, случайно разбогател. Но перед самым раскулачиванием усадьба его неожиданно сгорела, не оставив ни одной вещи. В поджоге подозревали самого Сизова. Услышав об этой истории, Козин и невзлюбил Сизова. С кулаками и подкулачниками у него были свои, личные счеты. Во время коллективизации они убили его брата.

И хотя Сизов очень просился на Урал, Козин долгое время не хотел его брать. Уступил только потому, что у него не хватало людей.

«Там из тебя вытрясут твое кулацкое нутро», — подумал про себя Козин.

Сизов поехал на Урал вместе с женой и семилетней дочерью. Шли годы. Козин стал начальником дистанции пути. Сизов был его примерным работником. Но у Сидора Корнеевича все еще не проходило настороженно подозрительное отношение к этому человеку. Убийца его брата ему все время представлялся в образе Сизова. Такой же угрюмый, со злобным взглядом глубоко посаженных глаз. Иногда Сидор Корнеевич приезжал в затерянную в горах будку на охоту с кем-нибудь из приятелей. Он заходил в квартиру путевого обходчика, как в сбой кабинет, молча складывал в угол охотничьи принадлежности и раздевался.

— С нами сегодня в лес пойдешь, — коротко бросал он, словно отдавая приказание по работе.

— За косачами приехали? — хмуро спрашивал хозяин.

— А ты, что, лес по старой привычке в свою собственность хочешь перевести? — вопросом отвечал Козин.

Кроме железнодорожного начальства, у Василия Николаевича останавливались и другие охотники. Уходя на обход своего участка, он никогда не закрывал свою квартиру и, возвращаясь, часто там заставал непрошеных гостей. Жена у него давно умерла, и он рад был каждому.

Однажды вечером он застал у себя двух незнакомых людей. В углу стояли их охотничьи ружья, валялись кожаные рюкзаки. Сами охотники ужинали. На столе стояла начатая бутылка коньяка, лежали нарезанные кусочки сыра. Еще с порога Василий Николаевич почувствовал на себе пристальные взгляды незнакомцев. Потом один из них встал из-за стола и пошел навстречу. Плечистый, с черными густыми волосами, он подходил широким упругим шагом, раскинув руки для братских объятий.

— Вася, дорогой, узнаешь? — воскликнул гость и, взяв Сизова за плечи, улыбнулся ему. — Изменился-то как! Совсем старик.

Взгляд путевого обходчика оживился. Но через минуту Сизов уже смотрел на гостя своими обычными настороженными глазами.

— Зачем сюда приехал?

Это был Митька Крылас, брат жены. Годы почти не изменили его.

— Да что ты на меня индюком-то уставился, — смеясь говорил шурин, — пошли к столу. Здорово тебя затравили! — участливо вздохнул Крылас, — настоящим дикарем сделался. Говорят, больше всех начальник твой старается, Козин. За твое прошлое, наверно?

— Не твоя забота обо мне, — оборвал его Сизов, — может быть, я этого