они объяснили совершенствованием технологий. Эти модели роста были затем расширены, особенно Полом Ромером, чтобы предложить способы, при которых технология была эндогенной для процесса роста, а не внешним deus ex machina, объясняющим трансформацию человечества. Технология применялась и адаптировалась посредством "намеренных действий людей, реагирующих на рыночные стимулы". Количество взаимодействующих людей имело решающее значение для этого процесса, и больший запас человеческого капитала, таким образом, обеспечит больший рост. Следовательно, расширение этого запаса за счет свободной международной торговли стимулировало процесс роста.

В девятнадцатом веке фундаментальный толчок был вызван сравнением доходности мобильных факторов (труда и капитала), а также неподвижного фактора - земли. Характерно, что в ходе глобализации второй половины XIX века люди (рабочая сила) перемещались туда, где труда не хватало, а заработная плата была соответственно высокой, а земля дешевой, в районы поселений: с наибольшими потоками в США, Канаду, Аргентину и Австралию. В Европе, напротив, земля была дорогой, а заработная плата - ниже, особенно за пределами Великобритании. Аристократия, обладавшая огромным политическим влиянием, стремилась сохранить такие условия. Перемещение людей способствовало росту производства, но также в конечном итоге повысило заработную плату в странах эмиграции, и стоимость жизни упала. И тогда произошла эмиграция из более бедных стран. Страны заселения или иммиграции также испытывали нехватку капитала, при этом доходность капитала была выше, и капитал также поступал в больших количествах, чтобы расширить производство на границе земледелия за счет инвестиций в инфраструктуру, строительство, оборудование и так далее. Преобладающая доля британского экспорта капитала шла в Америку, Австралазию и Россию. Результатом этой глобализации стала конвергенция, ограниченная в XIX веке, поскольку она в основном действовала только в умеренных частях мира, пригодных для ведения сельского хозяйства по европейскому образцу. Технология оказалась ограниченной в своей применимости, и в частности, не могла быть легко транспортирована в части мира с высокой численностью населения, низкой заработной платой и низким уровнем образования, как по западным стандартам. При таком раскладе капитал и труд регулярно сливались в единую комбинацию, которая стимулировала развитие, но не во всем мире.

Таким образом, эта ранняя эпоха глобализации существенно отличается от более современной модели, в которой продукция производится в сложных цепочках поставок, охватывающих весь мир, а информационные технологии позволяют легко осуществлять передачу данных. Более высокий уровень образования теперь означал, что технологии могут проникать в общество более легко. Поэтому в конце ХХ века процесс глобализации стал более географически обобщенным, поскольку капитал часто перемещался в регионы с низкой стоимостью рабочей силы и потенциалом для значительного догоняющего роста производительности. Но даже здесь существовал часто отмечаемый парадокс: капитал не всегда шел в бедные страны, а в некоторых случаях богатые страны (особенно США и Великобритания) становились крупными импортерами капитала.

Центральной особенностью модели роста является предположение об общей скорости технических изменений. Но можно возразить, что открытие - это случайный процесс, хотя при большем количестве ученых и экспериментаторов, вероятно, будет больше инноваций, причем на более широком фронте и в течение длительного периода времени. Критическая трудность заключается в применении технологий. На практике между потенциально преобразующей инновацией и ее более широким полезным распространением часто возникал длительный разрыв. Мэтью Боултон и Джеймс Уатт создали лучший паровой двигатель в 1776 году, но первая железная дорога в Великобритании, короткая линия Стоктон - Дарлингтон, была открыта только в 1825 году, чтобы соединить металлургические заводы с Северным морем, а первый пароход, "Грейт Вестерн" Изамбарда Кингдома Брюнеля, пересек Атлантику в 1838 году. Таким образом, только в середине девятнадцатого века железные дороги открыли внутренние пространства по всему миру, а пароходы стали перевозить товары по всему миру. Орвилл и Уилбур Райт в 1903 году в Северной Каролине совершили полет на самолете тяжелее воздуха, но только в 1960-х годах реактивные самолеты открыли путь к крупномасштабным перевозкам. Анилин был выделен в 1826 году Отто Унвердорбеном, но только в 1854 году метод восстановления, разработанный Антуаном Бешамом, позволил наладить крупномасштабное производство красителей. Использование в медицине или фармацевтике заняло больше времени: синтезированное в 1908 году производное сульфаниламида нашло широкое антибактериальное применение. Некоторым другим медицинским открытиям потребовалось еще больше времени, чтобы распространиться по всему миру: Эдвард Дженнер разработал практику вакцинации против оспы в 1796 году, но прошло 1977 лет, прежде чем оспа была полностью искоренена. А сын, сестры и жена Дженнера умерли от туберкулеза - болезни, против которой вакцина (Bacillus Calmette-Guérin, BCG) была впервые применена в 1921 году.

Длительные периоды, в течение которых разрабатываются и применяются новые инновации, могут быть изменены новыми политическими констелляциями. Например, одна из революционных движущих сил - контейнеровоз - была разработана в 1950-х годах, но оказала значительное влияние на стоимость и практику перевозок только в 1970-х годах из-за изменений в регулировании деятельности перевозчиков и их взаимодействия с грузоотправителями. Крупные потрясения, в частности войны, ограничивают торговлю, но также стимулируют интенсивный поиск быстрых решений - например, синтез селитры для производства взрывчатых веществ и удобрений для сельскохозяйственных культур в Первой мировой войне и разработка пенициллина во Второй. Поэтому неверно полагать, что распространение технологий - это постоянный, равномерный процесс. Он в значительной степени определяется государственными приоритетами: выбором того, почему те или иные продукты имеют значение: железные дороги, пароходы, самолеты, вакцины и так далее.

То, что верно для технического развития, применимо и к финансовым инновациям. Мышление о новых подходах, новых финансовых инструментах или формах организации часто развивается медленно в течение длительных периодов времени; но затем внезапно ценовые сигналы указывают на возможность необычайной прибыли и необходимость нового мышления и