так что она лежала неподвижно, дрожа с широко раскрытыми глазами в темноте. Потому что у нее не было выбора, кроме как принять тот факт, что выхода нет, пока они не решат сами ее выпустить. О цели похищения она даже боялась думать, но и дураку бы стало ясно, что у похитителей вовсе не благие намерения. Иначе бы он не лежала здесь. Полуголая. В гробу ручной работы. Одна в темноте.

А может, и не одна.

Она слышала легкий скрежет, царапанье, похожее на то, словно кто-то точит когти о крышку ящика и звук все более нарастал, пока она лежала внутри беспомощная, застывшая, прислушиваясь и страшась своего будущего.

Что-то хотело попасть внутрь.

Крыса?

Она сделала глубокий вдох и крикнула.

- ЭЙ! - Почему именно это слово, она не знала. Слово просто вырвалось из нее, сердитое и испуганное, неестественно громкое в этом замкнутом пространстве. - Эй! - Она прислушалась. Подождала.

Звуки прекратились.

А дрожь - нет.

Что им от меня нужно? - подумала она. - Неужели я умру здесь?

Почему именно я?

Ни на один из этих вопросов она не могла найти ответа, который не пугал бы ее, и ничего не оставалось делать, кроме как задавать себе их снова и снова, ожидая избавления в любой форме, когда бы оно ни пришло.

Царапающие звуки не возвращались. Холод не ослабевал.

Грег, - взмолилась она мысленно. - Кто-нибудь. Найдите меня.

Я здесь.

Глава 3

1:05 ночи.

Сейчас день или ночь?

Ей было так холодно. И становилось холоднее с каждой минутой. Ее мучила жажда. Горло болело после криков, руки и костяшки пальцев ныли от ударов и кровоточили.

Сколько сейчас времени? Как долго я здесь нахожусь?

Внутри ящика царила вечная темноте и невозможно было ориентироваться во времени, ничего не оставалось делать, кроме как ждать и бояться, мысли вращались по кругу в голове, как рельсы на модельной железной дороге, как символ двойного кольца вечности, как змея, глотающая свой хвост.

"Почему я?" плавно перетекало в вопрос "что им от меня нужно?", который переходил в вопрос, "ищет ли меня кто-нибудь?", или "когда я получу воду?", или "увижу свет?", или тысячу других вопросов, которые сводились к одному – "как я выберусь отсюда? живой? в здравом уме?".

Она была ошеломлена тем, что оказалась здесь. Это чувство перекраивало всю реальность. Как будто внезапно она перестала быть тем, кем и чем себя считала. Сара Фостер, которую она знала, оказалась в тупике, вырванная из привычного ей мира. Сара Фостер, которая преподавала английский язык и драму детям в школе Уинтроп на 74-й улице; которая была дочерью Чарльза и Эвелин Шап из Харрисона, Нью-Йорк; бывшая любовницей Грега Гловера и будучи беременной его ребенком; которая когда-то была матерью замечательного красивого мальчика, утонувшего в озере; которая была бывшей женой Сэмюэля Белла Фостера и лучшей подругой Энни Грэм с детства - все эти люди, которые были частью ее жизни, любящие и не очень, ничего здесь не значили. Теперь они были почти не важны. Важен был не ей известный мир, а неизвестный мир за пределами ящика.

Эти люди, которые ее похитили – только они имели значение.

То, что хранила темнота, имело значение.

И когда она услышала шаги по деревянной лестнице, они тоже приобрели значение. Так, что ее сердце забилось, а воздух, казалось, так сгустился, что она не могла вздохнуть; хуже того, когда она услышала их на лестничной площадке, а затем неизвестный направился в ее сторону, точнее в направлении ящика, скребя ботинками по бетону, и она начала лихорадочно вертеться внутри своего "гроба" в безумном стремлении выбраться оттуда к свободе или любой судьбе, которую могли бы предвещать эти шаги, царапая крышку ящика ногтями, стуча по ней. Ее голос превратился в пронзительный визг, и все это время она задыхалась. И когда она услышала мужской смех сквозь свои крики и издаваемого шума, услышала, как чьи-то пальцы скребут замок у изголовья, скребут снова и снова, играя с ней, ее тело полностью предало ее, и она увидела внезапную вспышку красного цвета и потеряла сознание.

* * *

Он поднял ее и положил на голый испачканный матрас. Мгновение изучал ее.

Она не двигалась. Она не притворялась.

Он поднял ее голову и осторожно поместил ту в деревянный ящик.

Затем захлопнул его.

Ящик для головы представлял собой полудюймовый короб из фанеры размером со шляпную коробку, состоящий из двух частей и с откидывающийся сверху дверцей, с полукруглыми отверстиями для шеи, вырезанными в основании с обоих сторон, и навесным замком, чтобы скрепить половинки вместе. Внутри он был утеплен ковровым покрытием. Оно заглушало все звуки и создавало внутри мрак, закрывая почти весь свет, который мог проникать внутрь сквозь щели.

Он опробовал его на себе.

Было страшно.

Красное плюшевое ковровое покрытие прижималось к лицу, не давая возможности глубоко дышать, тем самым полностью исключая возможность криков. Было жарко и незамедлительно развивалась клаустрофобия. Около десяти фунтов^[4] веса давило на плечи. И его ни за что на свете невозможно было снять самому. Он был прочным. Можно было целый день биться им о бетонную стену и не повредить его. Зато таким опрометчивым действием можно было заработать себе сотрясение мозга.

Он хорошо поработал над этим.

Первые две попытки были неудачными. Проблема была в основном в весе, слишком много или слишком мало. Он сделал первый ящик из четвертьдюймовой^[5] фанеры, и, примерив его, Кэт указала ему на то, что если вдавить лицо в ковровое покрытие и удерживать его в таком положении, оставляя пространство между головой и задней стенкой ящика, чтобы не вышибить себе мозги, то один хороший удар о стену может расколоть фанеру.

Она доказала это демонстрацией.

Он сделал второй ящик из трехчетвертьдюймовой^[6] фанеры, и он был прочным, как гвозди. Но эта чертова штука весила около двадцати фунтов^[7]. Если упасть с таким ящиком, можно было свернуть себе шею.

Новый ящик уменьшил вес вдвое. Десять фунтов все еще было много, но он был удовлетворен своей работой.

Однажды Кэт носила его целый день, просто чтобы испытать изделие. Поначалу она категорически отказывалась надевать ящик на голову, пока он не объяснил ей, что испытания необходимы. Он знал, что она ненавидит эту штуку с той минуты, как он надел ее на нее. Он знал, что это пугало ее, вызывало головокружение и тошноту, а позже она сказала, что это защемляло ее шею все время, пока та находилась на ней. Она сказала, что это было ужасно, но кто-то должен был протестировать это, и конечно сам он этого делать не собирался. Кроме того, проверить нужно было на предмет того, сможет ли именно