Маленькие… Ну то есть… А какие?

— Да, трудно нам будет, — покачала головой Василиса.

— Вот и я говорю, дурацкая затея. Шла бы ты девонька восвояси. Любовь она ведь экспериментами не вызывается, — с грустью добавил Горыныч.

— А как она вызывается? — спросила Василиса.

Дракон уставился жёлтыми глазами куда-то в пространство. Никак она не вызывается. Просто бывает. Как тогда, на Тихоречке, когда в его жизни появилась водяная дракониха Аселия. Её синие глаза смотрели ласково, словно в них жило майское солнце. Голубая чешуя влажно блестела и вдруг рассыпалась на блестящие капли, когда Аселия, смеясь, скользила над самой водой, игриво убегая от его объятий. И мир тогда сиял для дракона всеми возможными красками и дарил ему сладкое тёплое чувство, рождающееся где-то в груди под левой передней лапой. А потом пришли люди. Они выловили Аселию из реки и её не стало.

Горыныч отвернулся от Василисы и пошёл к своей пещере. Воспоминания больно укололи его туда, где за твёрдой чёрной чешуёй билось большое змеево сердце.

— Эй, ты куда? — закричала ему вслед Василиса. — Мы не закончили!

Горыныч молча вернулся в пещеру и задвинул камень.

— Змей! — закричала снаружи Василиса. — Вась! Ну, впусти меня. Сам же говорил, тут дикие звери. Где мне спать?

— В букете, — огрызнулся змей.

Он свернулся в кольцо на каменном полу и закрыл глаза. Аселия. Теперь она возвращалась только в воспоминаниях, наполняла глаза солёной влагой, лишала сна.

В пещере было тихо. Пахло сухой травой, сваленной у дальней стены. В холодное время дракон спал на траве, как на тёплом матрасе. В центре пещеры над кучкой угольков висел большой котёл. Долгими зимами Горыныч разжигал огонь, чтобы согреться и варил в котле ароматный хвойный чай.

Когда-то он мечтал о том, как они будут сидеть с Аселией возле огня и пить хвойный напиток, неторопливо разговаривая. Будет идти снег, заволакивая пеленой лес, гору, небо и всю Вселенную. Их останется в мире только двое. Разве это не любовь? Что понимает в этом нахальная девчонка в красном сарафане? Эксперименты она ставить собралась. Что-то тихо она себя ведёт. Может быть, ушла? Горыныч поднял голову и прислушался. Тихо. Вот и хорошо! Он снова положил голову на лапы, вздохнул и закрыл глаза.

Но заснуть ему не удалось. Снаружи зазвучала песня. Она лилась протяжно и звонко. Проникла в драконью пещеру, зажурчала по каменным стенам, как ручеёк.

Голос у Василисы был сильным и таким жалобным, что Горыныч снова поднял голову и посмотрел в сторону выхода. Не ушла, значит, девка. Измором решила взять. Вот же упрямая! А потом будут говорить, что дракон её зазря покусал. А что ему остаётся?

Василиса пела о несчастной женской доле. О том, как похитил злой змей прекрасную девицу. Утащил он её в свою сырую пещеру. Приковал цепями тяжёлыми. Примотал верёвками кручёными. Собирался сделать её своей женой, чудище поганое, змеище подколодное.

Горыныч покачал головой. Вот где они этого бреда набираются? Как он мог сделать девицу своей женой? Зачем ему такая жена?

Песня была обидной. Особенно с того момента, когда в пещеру пришёл богатырь-освободитель с мечом-кладенцом. Чтобы не слышать заключительных куплетов о расправе над «чудищем поганым», дракон снова свернулся в кольцо и прикрыл уши хвостом.

Когда песня затихла и наступила долгожданная тишина, Горыныч отодвинул камень и выглянул из пещеры. Ночь заливалась сверчковым треском, прохладно пахла лесом и разнотравьем, чем-то суетливо шуршала в темноте. Букетный стог стоял прямо напротив входа в пещеру. Василиса спала в траве, обняв грязный меч.

«Надо же, упрямая какая, — подумал дракон. — Достанется же кому-то в жены это мучение». Он подошёл к стогу, лёг рядом на землю и накрыл Василису крылом. Простудится ведь глупая. Надо было отнести её вниз, к подножию горы. Но кто ж знал, что она такая упёртая?

Василиса сонно завозилась и подтянула крыло повыше укрываясь. Горыныч положил голову на траву и закрыл глаза. Зверьё в драконьи владения не поднималось. Он был самым крупным хищником, почтение ему выражали даже медведи. Бояться было некого.

Дракон уснул. Было тепло и уютно. Ему даже показалось, что тычки в бок, которые стали ощущаться со стороны Василисы, ему просто снятся.

— Вась, — шептала Василиса и тихонько тыкала кулачком в змеев бок. — А, Вась?

— А? — вывалился из крепкого сна Горыныч. — Чего?

— Ты зачем меня ночью укрывал? — спросила девица. Глаза её хитро блестели.

— Подумал, что замёрзнешь, — сказал дракон. Солнце только-только раскрасило горизонт в розовый цвет. Чего ей не спится?

— Заботился, значит? Это хорошо. Это следующий пункт. Ты мне прямо уже начинаешь нравиться. Знаешь, что следующее? Подарки! — заявила Василиса.

— Какие ещё подарки? У меня нет ничего, — сонно сказал змей.

Он встал на все четыре лапы, расправил крылья, восстанавливая кровообращение, потянулся.

— Так ты придумай, что подарить, и добудь. Что-нибудь невероятное! Красивое! Желательно с риском для твоей жизни. Например, яблоки молодильные. Или венец из самоцветов. Можно ещё…

— А жизнь подойдёт? — окончательно проснувшись, спросил дракон.

— Чья? — не поняла Василиса.

— Если я тебе жизнь подарю твою собственную, это хороший подарок? Потому что мне очень хочется тебя покусать, — Горыныч угрожающе обнажил клыки.

— Жизнь у меня уже есть, — проигнорировала Василиса угрозу.

Дракон сел, сложил передние лапы на животе. Задумчиво стал смотреть на Василису. Похоже, отделаться от неё быстро не получится. Можно сделать вид, что на всё согласен, а потом сменить место жительства. Он обернулся на пещеру. Будет жаль. Горыныч привык к этому месту. Жилось ему спокойно и сытно. Как ещё сложится житьё в других местах?

— Даже не думай! — сказала Василиса, наблюдая за драконом. — Ты наша достопримечательность. Распоследний змей на всю округу. Внизу в городе в сувенирной лавке твои изображения продают туристам.

Дракон обречённо вздохнул. Оставалось только одно — напугать. Горыныч встал, оскалил пасть и утробно зарычал.

— Ну ладно, раз с подарками пока не получилось, то по плану у нас ревность, — сказала Василиса, игнорируя драконью агрессию.

— Чего? — дракон даже закашлялся.

— Ну… Я тоже пока не понимаю, как мы это сделаем. Ты должен начать ухаживать за кем-то, чтобы я начала ревновать. Но я не уверена, что буду ревновать. Может тебе поцеловать другую девицу? — рассуждала Василиса, задумчиво подняв глаза к небу.

— Ещё за кем-то ухаживать? Опять траву косить? Ну уж нет! И драконы не целуются, — воспротивился дракон.

— А что делают драконы? — с