и был тем, кто открыл мне первым истину о Господе Иисусе… привел в конце концов в общину… и теперь я — здесь.

Гай Луций внимательно слушал её, сложив на столе перед собою руки.

— Сколько тебе сейчас лет? Двадцать?

— Да. В секстилисе исполнилось двадцать.

— И община не нашла тебе доброго мужа? Или ты сама не хочешь снова замуж?

— Я хочу быть подле отца Дементия, — кротко сказала Юния. — Рядом с ним в моей душе покой и отрада.

— Тебя не обижают здесь?

— От чего такой вопрос? — изумилась Юния.

— Из опыта, — просто и спокойно разъяснил центурион. — Я всю жизнь обучал молодых солдат. Я вижу, кто чем дышит, к кому какой подход. Легион — не частокол из палок. Это живой организм, состоящий из живых людей. Там, где кто-то болен, строй окажется уязвимым… Почему святой и мудрый старец держит тебя — молодую и очень красивую — подле себя? Чего ты боишься? От чего ищешь защиту?

Она порозовела, опустила глаза. Долго молчала.

Потом едва слышно выдохнула:

— От себя…

***

Весь день Юния была молчаливой и задумчивой; занимаясь рукоделием, часто поднимала глаза к небу в проеме окна, словно ожидая от него каких-то ответов.

Когда центурион вернулся вечером из Торира, девушка не сразу заметила, что он подошел и, улыбаясь, смотрит на нее. Она вздрогнула, шитье скользнуло из ее рук. Девушка подхватила его и поднялась, немного смутившись.

— Отец Дементий принял лекарство и спит. А я сейчас приготовлю вам ужин.

— Не спеши, — сказал Гай Луций. — Я пока не голоден. В Торире тоже очень гостеприимная община. Я хочу немного побыть с тобой. Оказывается, я успел по тебе соскучиться.

Она прямо посмотрела ему в глаза. Потом ответила с удивлением:

— Не могу понять, почему так легко чувствую себя с вами. Я даже не смущаюсь, когда вы говорите мне слова, от которых постаралась бы оборониться, произнеси их кто-нибудь другой.

Он кивнул.

— Я рад. Был бы больше рад, если бы ты сказала, что тоже по мне скучала.

Девушка рассмеялась:

— А ведь это правда!

— Ты думала обо мне?

— Да. Как прошел у вас день в Торире?

— Похоже, Господу и правда угоден мой обет. Пришли к согласию по всем вопросам и с зодчими, и с каменщиками. Фундамент будет старый, что упрощает задачу. Завтра пошлю за деньгами, чтобы оплатить начало работ.

Юния отложила рукоделие, и они вышли в сад к бассейну. Девушка села на его каменную кладку, зачерпнула ладонью воду, розовую от зарева заката.

— Расскажешь дальше? — спросил Гай Луций.

— О чем? — удивленно обернулась она.

— О Гамалииле.

Девушка вздрогнула, вода пролилась у нее между пальцев.

Оба долго молчали. Краски заката угасали.

Потом она бесцветно проговорила:

— Почему бы и нет?.. Это тоже может быть поучительно…

— Нет, — твердо сказал центурион. — Это слово здесь не приемлемо.

Тогда она развернулась, — так, что длинные золотые локоны разлетелись по плечам.

— Да… я знаю! Вы не будете смеяться… Я действительно влюбилась в него! Это было похоже на безумие… Влюбилась впервые в жизни! Какая я была глупая… как умела, старалась понравиться… Приходила к дому этого купца… заводила разговор о заказе товара, о специях, фруктах, тканях… потом о иудейских обычаях… об их религии… пыталась заинтересовать и женской красотой, и торговой выгодой, и умом… Наверное, это и правда было ужасно — как я вела себя… Но штурмовала я совершенно неприступную крепость. Я ничего не могла понять — чем я плоха, чем отталкиваю? Ведь половина элитной римской молодежи сходила по мне с ума. А тут сошла с ума я — по красивому иудейскому мальчику… Закончилось тем, что я оставила в покое торговлю и обычаи и спросила его прямо — почему он не хочет ответить мне взаимностью? Тогда он тоже ответил прямо — что он думает обо мне, какая я тварь и блудница, и насколько ему отвратительна, и что с такими велит делать иудейский закон, и что помочь таким может только Господь Христос, который есть Спаситель грешников! Мы просто стояли и орали друг на друга — зрелище не для нервных… И тогда я уцепилась за это совершенно незнакомое мне Имя, произнесенное им с таким почтением, потому что понимала: если уйду отсюда — то сразу кинусь в Тибр! Я кричала, что пусть его Христос — спасатель, но он — его ученик — готов убивать, закидывать камнями вместо того, чтобы просветить, научить и помочь! И грош цена такому Имени в его устах, потому что произносит его злое сердце!

И вот здесь что-то стронулось… Видимо, я задела единственное чувствительное место, что и дало мне надежду. Он замолчал, отдышался… потом, запинаясь, произнес, что, если я перестану к нему приставать с низкими намерениями и стану слушать, то он расскажет… просветит и научит. Естественно, я пообещала, и мы разошлись в тот день почти друзьями — настолько устали от споров и противоборства.

Конечно, я пересмотрела свою тактику и превратилась в прилежную ученицу. И вскоре поняла, насколько все это чудовищно! Меня совсем не интересовало то, что бедный мальчик с таким воодушевлением начал втолковывать заблудшей душе. Я только смотрела на его лицо, волосы, руки, мне был важен блеск этих глаз, его запах, дыхание, звук голоса… Мне хотелось закричать: перестань! Лучше убей! Пусть я тварь, но я не могу тебе лгать!

И я помню тот оранжевый вечер, когда ждала его на портике храма Сатурна, куда пригласила, чтобы сказать правду, чтобы проститься. Я бродила и кружилась между колонн по самой кромке, внизу был город, площадь, я смотрела только на золотой вечерний диск солнца, голова моя тоже кружилась, словно в бредовом мареве… И я не заметила, как шагнула в пустоту…

Ты мог слышать об этом процессе — про это говорили во всех римских общинах. Гамалиила, который как раз поднялся на портик, схватили, обвинив в покушении на убийство дочери римского консула. Я лежала дома разбитая, без сознания, а между тем шел судебный процесс, и просто чудо, что я вовремя очнулась и из разговора слуг услышала, что Гамалиила вот-вот осудят! Меня принесли на носилках в помещение суда, и я боялась только одного: что могу вновь потерять сознание, но я успела выкрикнуть эти слова и опередить обвинительный вердикт: «Справедливости! Этот человек невиновен! Я просто оступилась — клянусь Юстицией!»

…Жалела ли я о том, что не разбилась насмерть? Иногда… Но семья Гамалиила навестила меня и потом присылала лекарства и подарки. У меня хватило ума и совести не тревожить больше этих людей, которым принесла я столько несчастья. Я перестала искать встреч с Гамалиилом, но обо всех событиях в его жизни мне тут же сообщали. По сути, я продолжала жить им одним.

Так прошло полгода. И тут на должность