быть терпимее к людям, никогда ни о ком не говорила плохо. Мягко предостерегала, объясняя, как именно стоит себя вести, чтобы не навлечь на голову беду.

— Женщине с клеймом тяжко будет жить. Много опасностей. Мужчине тоже непросто, но с мужчин и спросу меньше, так что послушай-ка меня внимательно. От сего дня и насовсем ты теперь не девушка, а юноша, поняла?

Нинель поняла. Мариса остригла ей обожжённые волосы и одела в мужскую одежду — ту, что хранила пять десятилетий. От крика во время казни Нинель повредила связки, голос её так и остался хриплым и грубым, что только играло на руку. Широкая рубаха скрывала женские изгибы её не очень-то пышной фигуры, а грубые шрамы навсегда изменили нежные черты, за которыми невозможно было разглядеть женской красоты. И так, примерив чужую личину, Нинель стало легче дышать.

Они жили почти счастливо. День проносился за днём в заботах и труде. Сердце ожило и наполнилось любовью к пожилой женщине. Её доброта и мягкость оплели душу невесомым коконом, не давая погрязнуть в пучине горя и печали.

А потом. Пришла Инквизиция.

Кто-то из соседей прознал, что она укрывает у себя прокажённую, и доложил в Храм. Так информация дошла до Сото Лала, а оттуда пришёл приказ.

Солдаты явились под закат. Мариса упиралась, не пуская их в дом, а Нинель металась внутри, ослеплённая страхом. Они добьют её, добьют, как пить дать, или что-нибудь и того похуже. И Мариса тоже это понимала. Маленькая, храбрая женщина, она схватила метлу и бросилась на солдат, крича: «Нинель, беги!»

И Нинель побежала. Выскочила в небольшой проём, мимо солдат и Марисы, отважно бодающей их метлой. Услышала за спиной грубый крик одного из солдат, обозвавшего Марису старой каргой, а за ним… неприятный, хлюпающий звук.

Холод пробрал до костей и поднял дыбом волосы. Сердце замедлило биение, весь мир словно притормозил на несколько секунд, даже ветер перестал гнать по улочке листву. Чужие дома смазались перед глазами, когда она повернула голову. Чтобы увидеть Марису, в груди которой торчал золочёный меч.

Страшный крик поднялся из самой глубины и вырвался на свободу, запустив время. Нинель схватилась за голову, а навстречу ей ринулось сразу трое солдат, блистая начищенными доспехами.

— Не останавливайся!

Жёсткий окрик вывел её из оцепенения. Шарахнувшись, она отступила назад.

— Беги же!

Ноги понесли вперёд, не разбирая дороги. Виляя, она ломанулась сквозь участки и огороды, перескакивая через невысокие заборчики, смахивая рукавом рубахи набегающие на глаза слёзы.

Убили. Убили. Убили!

Внутри вскипело и взорвалось. Горячий коктейль из гнева, ненависти и злобы выплеснулся наружу, захватив разум. Нинель резко развернулась, схватив валяющиеся неподалёку вилы. Из троих преследователей остался один, самый стойкий. Не помня себя, Нинель кинулась на него, огревая толстым древком по голове. Не ожидавший от неё активных действий солдат не успел среагировать. Поражённый ударом, он упал на землю. Нинель замахнулась снова. Её дикий крик разорвал деревенскую тишину, распугав птиц и скотину. Она опускала тяжёлое древко на покрытое латами тело до тех пор, пока перед глазами не перестало мутиться. Яростно отшвырнув вилы, она отступила, бросив последний ненавидящий взгляд на бесчувственного солдата. Чтоб ты сдох, выродок. Чтоб вы все сдохли самой мучительной смертью!

Скрывшись в чащобе близлежащего леса, Нинель остановилась, поднимая тяжёлый взгляд на небо.

Вот. Вот что она должна сделать. Найти подходящие вилы и насадить на них Великую Мать. А когда расправится с ней, сделать то же самое с Арконом, а потом и с самим Хаосом. Либо же найти такие вилы, которые смогут разом покончить со всеми.

Опустив голову, Нинель сжала кулаки. В груди клубился мрак.

Поплатятся. Они все поплатятся. Никто не сможет укрыться. Она достанет всех.

И начнёт с этой злосчастной деревни.