Николь Жаклин Хрупкое сердце Серия: " Приемная любовь" #3

Переводчик: (с 1 по 3 главы) Екатерина Л., (с 4 по 18 главы) Юлия Ф.

Редактор: (С 1 по 9 главы) Виктория К., (с 10 по 15 главы) Настя С., (с 16 по 18главы) Екатерина Л.

Вычитка: Екатерина Л.

Обложка: Екатерина О.

Пролог

Генри

Я никогда не хотел становиться отцом. Эта мысль неустанно крутилась в моей голове, когда я вышел на послеполуденное солнце. Черт, это продолжалось уже в течение нескольких месяцев, но в последнее время эти слова били, как молот, постоянно врезающийся в мой мозг. Я едва мог думать о чем-либо другом.

— Почему бы тебе не отложить до понедельника выполнение своего таинственного дела? — поинтересовался мой сосед по комнате, прерывая моего внутреннего демона, когда мы уходили с работы. — Мы собираемся на пляж.

— Не могу, — ответил я, пожав плечами.

Зависать на пляже по пятницам было довольно распространенной вещью среди парней, с которыми я общался. В пятницу мы обычно уходили с работы пораньше, что давало нам несколько дополнительных часов, чтобы насладиться выходными. Движение в Сан-Диего было ужасным в конце дня, но если выехать достаточно рано, то мы могли добраться до Империал-Бич прежде, чем большинство людей отправлялись домой.

Так что на самом деле я не пропускал ничего такого, что не было бы на следующей неделе.

— Ну, если ты быстро закончишь со своим загадочным делом, то дай мне знать, — глядя через плечо, пошутил Роклин, направляясь к своему грузовику.

Я отмахнулся от него и вытащил ключи из кармана. Была причина, из-за которой мне не хотелось делиться своими планами со всем гребаным отрядом. И не нужно было, чтобы моя команда вмешивалась в мои дела из-за того, что даже не было их проблемой. Сейчас я направлялся в юридический отдел, пока там все не закончили работу на сегодня. Хотя был велик шанс, что они тоже закончили пораньше, но я надеялся, что кто-то все же был там, кто мог бы мне помочь.

Я стучал по колену, обтянутому камуфляжной формой, пока ждал в неудобном кресле в передней части юридического здания. Место было практически пустым перед выходными, но, к счастью, было похоже, что кто-то еще оставался, с кем я мог поговорить. Потому что не был уверен, когда у меня появится еще один шанс встретиться с кем-то, прежде чем отправляюсь на очередные учения на следующей неделе. Но мысль о том, чтобы уехать, не приведя свои дела в порядок, заставляла меня чертовски нервничать.

Прислонившись головой к стене, я закрыл глаза и мысленно представил маленькую лысенькую малышку, которую увидел на прошлой неделе. Ребенок Морган.

Ну и мой ребенок тоже, если решусь думать о ней в биологических терминах.

Мой желудок скрутило.

Мне не хотелось думать о ней таким образом.

Когда Морган сообщила мне, что беременна, я запаниковал и ответил так, словно вопрос об аборте был предрешен заранее. Почти два года спустя я продолжал удивляться, почему она не врезала мне тогда хорошенько по яйцам. Вместо этого, она спокойно сказала мне, что оставляет ребенка и что ничего не ожидает от меня.

Первым чувством, которое охватило меня — было облегчение. Ошеломление, головокружение, облегчение.

И тогда я спросил сам себя. Действительно ли я был таким парнем? Мог ли просто оставить свою плоть и кровь? Ведь я вырос в семье, которая принимала детей, которые даже не были их детьми. Они ценили семью превыше всего. И я столько раз в течение моей жизни становился частью дискуссии об отцах-бездельниках и о том, насколько они ужасны.

Поэтому вместо того чтобы бежать без оглядки, я попытался присутствовать в их жизни. Но ни слова не сказал своей семье, предпочтя не выслушивать их мнения и не терпеть их удушающее вмешательство. Но поддерживал связь с Морган, пока та вынашивала ребенка. В тот момент любые отношения между нами были невозможны, но я продолжал проверять, просто, чтобы убедиться, что она в порядке. Мне не было интересно посещать вместе с ней врача. А когда она сообщила, что у нее будет девочка, я ничего не почувствовал, но все равно продолжал пытаться.

Мне не хотелось быть тем человеком, о которых мои родители отпускали едкие замечания. Не хотелось, чтобы дочка Морган росла, думая, что с ней что-то не так, и в конечном итоге стала бы стриптизершей с проблемами из-за отца.

Ладно, я знал, что последнее предположение было широким обобщением, но ничего не мог с собой поделать. Вот куда направились мои мысли. Итак, я пытался.

Я навещал ее, звонил и делал все, что нужно было Морган, но, в конце концов, мы поняли очевидное. Его просто не было. Того чувства, которое, как мне было известно, должно было быть у меня, у любого родителя, пусть даже самого дерьмового. Я этого не чувствовал.

Меня не интересовал ребенок. Я не задавался вопросом, была ли она в порядке, и не беспокоился о ней. Вообще ничего не чувствовал к ней, ну кроме обычной заботы о крошечном человечке. Я бы прыгнул перед автобусом ради нее? Конечно. Но я бы сделал это ради любого ребенка.

Вот кем она была для меня — просто случайным ребенком.

Со мной было что-то не так, я был в этом уверен и не мог исправить это или изменить. Хотя пытался. Боже. Я целый год пытался почувствовать к ней хоть что-нибудь. И неважно, что я делал или какой ужасный сценарий представлял в своей голове, стараясь вызвать какую-нибудь реакцию. Но просто ничего не чувствовал.

Пытался убедить себя, что смогу притворяться. Смогу просто притворяться, что чувствую что-то, пока действительно не почувствую. Никто не узнал бы. Но после того, как остановился у них на ее первый день рождения и наблюдал, как эта девчушка, похожая на меня, ела свой торт, я так ничего и не почувствовал, кроме небольшого веселья и скуки. Но также я знал, что притворяться не вариант.

Внутри меня что-то сломано. Что-то, что я никогда не понимал, что оно мне нужно, пока эта пустота не ударила меня в лицо, насмехаясь над моей неспособностью установить родственную связь.

— Харрис? — позвал голос между двух кубликов (прим.пер. Кублик — рабочее место в офисе).

Я встал и рассеяно провел руками по форме, разглаживая складки, пока шел вперед.

— Вы хотите изменить бенефициара для получения пособия после смерти? — спросил меня парень, глядя на бумаги, которые держал в руках, когда я проследовал за ним в недра юридического отдела.

— Да, сэр, — ответил я.

Я не мог быть ее родителем. Не мог быть отцом, который учил бы ее кататься на велосипеде или доске для серфинга. Меня не будет рядом, чтобы