Соня узнала, что у боли нет границ, когда приехала с забравшей её из роддома мамой домой. Там стоял комод, приготовленный для малыша, а на балконе дожидалась кроватка. А потом мама привела из садика её сына – пятилетнего Федю.
Пока я была в роддоме, он жил у бабушки, ему сказали, что мама с папой зарабатывают деньги. Он очень ждал Игорёшку, очень хотел братика… Объяснения взяла на себя бабушка: она сказала ему, что его мама заболела и что Игорёшки теперь не будет. «Мама! Игорёшки не будет, но у меня есть двоюродный братик Максимка, и я буду защищать его», – сказал мне сын с порога. Я нашла в себе силы не заплакать ни тогда, ни потом, когда он почти каждый день уточнял: «А Игорёшка совсем исчез? А когда он вернётся?»
Соне пришлось удовлетворять любопытство соседки, интересовавшейся, «почему никто не плачет», знакомых, которые встречали её на улице без живота и без коляски, подруг, которые спрашивали, куда она пропала… Пришлось запланировать поездку в санаторий с мамой и Федей, чтобы никто не вытягивал из неё последние силы. Но перед отъездом Соня решила постричься и покрасить волосы в рыжий. Она не могла видеть в зеркале лицо, которое счастливо улыбалось ей восемь месяцев. И вот в парикмахерской её настиг звонок из роддома: тело можно было забирать завтра. Пришлось решать вопросы с похоронами прямо тут же, с вонючей фольгой на голове.
Пятница для меня началась с того, что, отведя Федю в садик, я начала собирать вещи, чтобы обрядить Игорёшку. Распашонка, ползунки, шапочка, вышитое одеяло – как для выписки из роддома. Это было невыносимо, но необходимо, поэтому я это сделала. Потом вдруг оказалось, что для того, чтобы похоронить Игорёшку в могилу к моему отцу, требуется сначала оформить документы в ритуальной конторе, и муж поехал туда (документы из роддома мы забрали вместе, дальше я поручила всё ему). А я пошла по магазинам искать коробку, в которой мы могли бы похоронить малыша. Дома была одна вроде бы подходящая, но слишком маленькая – всего 40 см в длину, а малыш был 52 см… Нигде ничего походящего не нашла, поручила мужу купить такую же коробку, как у нас дома, но побольше. Он купил, приехал домой и расплакался. Я обняла его и гладила по спине (утром он так же утешал меня), потом он вытер слезы и сказал: «Ничего, главное – у нас есть Федя».
В тот самый день, когда Сонины соседки по палате выписывались из роддома, её муж и мама забирали тело Игорёшки из морга. Похороны прошли без неё. А утром в субботу Соня с мужем и сыном пошла в кино – потому, что жизнь продолжается. Потому, что у неё был Федя. Потому, что нельзя было дать горю её сломить.
Потом была поездка в санаторий – и новая жизнь. Соня нашла новую работу и поступила в вуз, чтобы получить другую профессию. Она заняла себя на сто процентов. Свободного времени Соня себе не оставляла. Больше дел – меньше мыслей. Но боль нападала исподтишка. Как только Соня расстраивалась, у неё начинала дико болеть голова. Пришлось идти к неврологу, который, замучив её вопросами о трагедии, в конце концов прописал транквилизаторы. Они вроде помогали, но не всегда.
Сегодня чувствую себя очень плохо – голова кружится, болит, ноги не держат… Пришла с работы и заставила мужа с сыном пойти со мной гулять. Не помогло. И уже второй день как будто еда просится обратно – ком в районе трахеи, кажется. Ощущение, что я уничтожаю сама себя изнутри.
А ещё Соне стало страшно жить. Она боялась случайностей, которые могут произойти с любым из её близких. Конечно, больше всего она боялась за Федю. Ведь к ней пришло понимание, что в собственной жизни она не решает ничего. Не будучи религиозной, Соня стала ходить в церковь, выучила молитвы, и в конце концов у неё с мужем зашёл разговор о венчании. И оно состоялось через два месяца.
Мы теперь вместе навсегда. Волновалась я ровно до того момента, как началось само венчание. В этот момент меня охватило спокойствие. Мне было не так уж важно, как я выгляжу (на свадьбе, помню, я постоянно на этот счет дёргалась), хотя сравнения с невестой в пышном платье, которая стояла рядом, я, конечно, не выдерживала. А с другой стороны… Да, у неё прическа, макияж и кринолин, а у меня – шесть лет брака, ребёнок и редкостное взаимопонимание с мужем.
Потом жизнь вроде бы вошла в привычную колею. Работа – дом – учёба. Ни минутки свободного времени. И вот вдруг Соню накрыла такая безысходность, что просто не захотелось больше жить. И ведь повода-то не было. Так, по дороге домой прошла по бульвару, а там гуляют мамочки с колясками… Соня скрывала от мужа и сына своё состояние. Снова купила лекарства, которые ей прописал невролог. Даже не было сил что-то записывать в дневник. Промучившись две недели с кошмарными мыслями, Соня вдруг поняла, что случилось: да ведь она недавно узнала, что её лучшая подруга ждёт второго ребёнка! И вроде бы обрадовалась, но где-то в глубине души позавидовала. Недомогание Сони постепенно сошло на нет. Жизнь продолжалась! И вообще – пора уже забыть. Полгода прошло уже, хватит.
Весной Соня вернулась к дневнику и написала там:
Наверное, я пока не готова заводить ещё одного ребёнка. Почему же я тогда этого хочу? Чтобы доказать, что я нормальная, как и все, что я не проклята и что у меня тоже может быть всё хорошо? И сын опять просит братика, потому что ему не с кем играть.
Прошёл ещё месяц. Кругом, как заговорённые, беременели и рожали знакомые и подруги. Соня посмотрела-посмотрела и тоже загорелась идеей «сходить ещё за одним».
Сегодня ночью мне приснилась дочь – новорождённая девочка. Я её родила как-то легко и быстро – так, что даже сама удивилась. Я её нянчила – одевала, кормила (почему-то из бутылочки). Проснулась в хорошем настроении. Пора признаться себе: я хочу ребёнка. Оговариваюсь, конечно: «Если Бог даст». Но хочу. Очень.
Страх не ушёл. Соня металась между работой, домой и учёбой, боясь мечтать о ребёнке, но всё равно грезила о нём. «Ты уверена, что хочешь