писателей тоже не указала. Как и любимую еду и любимые места в мире. Написала только девиз: «Встретить вышеупомянутого мужчину». Потом я подумала, что девиз – это в принципе нечто другое, фраза или предложение, которые в разных ситуациях могут сойти за мудрые изречения. Но такого девиза у меня никогда не было, так что я оставила все как есть, даже если это скажет что-то обо мне и продемонстрирует недостаток красноречия, который может оттолкнуть от меня некоторых людей. С другой стороны, я и не искала общительного человека. Еще я выложила свою фотографию. Ее сделал мой друг. На ней я лежу в его постели на животе. Возрастные изменения не бросаются в глаза, потому что единственный источник света – несколько свечей, а, как не раз говорил мой друг, при свечах большинство людей выглядит очень неплохо. Прошла неделя, прежде чем я снова заглянула на сайт. Оказалось, я получила уйму ответов. Я с удивлением прочитала их все. Мне никогда не доводилось выслушивать комплименты. Однажды Йонни сказал, что я похожа на луковицу и надо счищать слой за слоем, чтобы добраться до сердцевины. Большинство девушек почувствовали бы себя оскорбленными, если бы о них сказали нечто подобное, но я понимала, что Йонни хотел мне польстить. И вот я каждое утро, проверяя почту, получала десятки ответов. Один немолодой мужчина обещал мне «отсутствие финансовых проблем» в обмен на то, что я три раза в неделю буду «удовлетворять» его сексуально. Двадцатилетний парень интересовался, могу ли я его обучить. Я сидела за компьютером с чашкой кофе в руке и хохотала вслух. Меня это всё растрогало, но не из-за того, что эти мужчины рассыпались в комплиментах (мое фото, как ни крути, было чистейшим жульничеством), а потому что я поняла, что писавшие мне и в самом деле верили в любовь, в том смысле, что я смогу дать им то, что они ищут.

Потом я какое-то время не заходила на сайт. В жизни что-то происходило, но, когда я, наконец, проверила входящие сообщения, я обнаружила, что некоторые из мужчин продолжают мне писать. Кто-то писал почти каждый день в течение нескольких недель. У двадцатилетнего парня, думавшего, что я смогу его чему-то научить, кажется, развилась какая-то прямо-таки навязчивая идея. В одном из сообщений он писал: «Я всегда встречался с девушками, которые говорят и говорят, они ничего не хотят делать, а только постоянно говорят, но ты кажешься бессловесной и настоящей». Бессловесной и настоящей. Красиво сказано, подумала я. И написала ему в ответ: «Наверное, ты просто-напросто располагаешь к разговорам. Попытайся предложить что-нибудь другое. Удачи! Э.»

В некоторых сообщениях читалась легкая угроза. Не то чтобы они угрожали мне сами, но они рассказывали о мужчинах, которые угрожали другим женщинам на сайте. «Этот мир ничем не отличается от реального мира, – писал один. – Девушкам грозит опасность, как и везде, так что будь здесь осторожна». «Тогда я заблокирую тебя, псих», – ответила я, и с ним было покончено.

Иногда я думала: «Почему ты смылся, Йонни? Почему не стал заботиться обо мне? А теперь мне приходится плавать в этой ледяной воде, и черт его знает, удастся ли выжить».

Но я выжила, иначе не писала бы сейчас это всё.

Следующего моего парня звали Клаус Бьерре, и он был из Копенгагена. Ему нравилось, когда я называла его моим парнем, это позволяло ему чувствовать себя молодым, по его словам. По-датски говорят karesta. Он жил недалеко от героиновой улицы. В то время в Копенгагене еще были настоящие героиновые улицы, и там, где-нибудь на углу, можно было увидеть, как люди стоят и спят, окутанные декабрьским туманом. Клаус Бьерре утверждал, что они не опасны, и так оно и было. Я по большей части сидела дома, поскольку Бьерре частенько говорил, что «в Копенгагене может случиться всё что угодно», и махал рукой в сторону окна. Напротив стоял красный кирпичный дом. Мне всегда нравился Копенгаген, но я не понимала, почему Бьерре искал себе подругу из Швеции. Мне приходила в голову мысль, что в нем было нечто, что датчанки замечали сразу, и он надеялся, что шведки этого не заметят. Датчане думают, что шведы туповаты. И нет разницы, откуда человек родом, пусть даже из Сконе, одна фигня, считают они. Мы годимся на то, чтобы продавать еду, строить мосты, содержать в порядке лес, чтобы в выходные они могли приехать погулять. Может быть, мы еще годимся на роль жены или по крайней мере любовницы, и по-видимому, Бьерре хотел выяснить именно это.

– У меня только один небольшой недостаток, – сообщил он при первой встрече. – Я довольно много пью.

Тогда меня это не обеспокоило, потому что тогда я ничего не знала о пьянстве и думала, что это никак на нас не повлияет, во всяком случае вначале. Но после того, как Бьерре дотрагивался до меня, я начинала пахнуть его руками. Постель, в которой мы спали, тоже хранила его запах. Иногда я, просыпаясь, утыкалась носом в его подушку, и меня начинало мутить. Она воняла спиртным и грязью, телесной грязью, как будто тело не знало, как поступить с отравой, и начало производить собственное вонючее противоядие. В общем, поначалу меня от Бьерре тошнило, но со временем я привыкла. Мне нравилась квартира, в которой он жил, в районе Фредериксберг. В ней было тепло, и батарея располагалась прямо под кухонным столом, так что можно было прислонить к ней ноги, когда пьешь кофе.

В нашей жизни не происходило ничего особенного, ничего такого, чего не происходило бы с другими обычными парами. Главным событием был разговор о нашем будущем. Бьерре расписал его, словно открывшийся его взгляду замок, и в глазах у него мелькнуло нечто вроде отблеска счастья. Он даже забывал иногда выпить, пока говорил. По его мнению, я должна была переехать к нему, а он купит кровать побольше и другие вещи, которые мне захочется иметь. У нас будут друзья, мы станем приглашать их в гости, и он будет следить за тем, чтобы на счете в банке были деньги, сбережения на сумму годовой зарплаты на случай, если что-то случится.

– Я прослежу, чтобы так и было, – сказал Бьерре. – Я буду отвечать за все сам, со мной ты можешь быть спокойна. Не сомневайся, я буду рядом и все заботы возьму на себя.

Я ответила, что, если он хочет привести в порядок свою жизнь, первое, что он должен сделать, это бросить пить. Он кивнул и отхлебнул из стакана.

– Точно, – сказал он. – Ты говоришь не то, что я хочу услышать, ты говоришь то, что мне нужно услышать. Вот почему ты мой настоящий друг, Эллинор.

Говоря это, он смотрел на меня покрасневшими глазами. Они блестели, как будто он вот-вот расплачется. Бьерре взял меня за руку, у него были длинные пальцы с обгрызенными ногтями. Он нагнулся ко мне и хотел поцеловать, но от него так воняло, что я