что только я могу управлять ранчо в ее отсутствие. Грязный прием.

Три дня прошло в хлопотах. Я не поднимала головы и держала свое мнение при себе. Состоялись встречи с сотрудником похоронного бюро и с бабушкиным юристом. Никто особенно не удивлялся, что она оставила ранчо мне. Никого из ее троих детей это наследство ничуть не интересовало. И все же требовалось соблюсти необходимые процедуры: подписать документы и сообщить место и время поминальной службы, словно такие мероприятия проводятся по расписанию.

Пока тетя Кристина занималась организацией поминок, я в одиночестве надрывалась на ферме. В жаркие летние месяцы, в пик сезона, страусы каждый день кладут десятки яиц. Их нужно собрать, вымыть, отполировать и поместить в холодильную камеру, а затем разослать по специализированным продуктовым магазинам по всей стране. Осилить эту работу без бабушки было очень трудно.

Раньше мы следовали заведенному порядку. Бабушка Хелен выманивала самку страуса с гнезда пригоршней зерен, я быстро забирала яйца и складывала их в тачку, а затем мы вместе готовили их к отправке. Теперь мне приходилось крутиться одной, что оказалось даже сложнее, чем я ожидала.

На третье утро после предполагаемого несчастного случая я остановила тачку около одного гнезда и зачерпнула немного зерен из висящей на поясе сумочки. Пощелкала языком, как всегда делала бабушка, и покрытая пылью самка страуса подняла и повернула ко мне голову, сосредоточив взгляд больших глаз на моей ладони, дотянулась до нее своей извилистой шеей, и я отошла назад. Гнезда страусов не похожи на свитые из травы и веточек гнезда маленьких птиц, например вьюрков, — они представляют собой простое углубление в песке с высокими краями, чтобы яйца не выкатывались.

Потом самка страуса покачалась из стороны в сторону, вставая на ноги, и подняла свое похожее на вытянутый перистый шар тело, под которым обнаружились три яйца, каждое размером с футбольный мяч. Мягкая пыль прилипла к кремовобелой скорлупе. Птица шагнула ко мне, и я отступила. Когда она отошла от гнезда, я насыпала зерна на землю и бросилась собирать яйца, но успела схватить лишь одно — самка кинулась назад, больно ущипнула меня за руку и уселась на два оставшихся яйца. Я выругалась, тряся пораненной рукой, и начала сначала. На сбор всех яиц мне пришлось потратить восемь муторных часов, хотя с бабушкой Хелен мы справлялись за два.

В конце дня я влетела в дом с покрытыми красными пятнами руками и шлепнулась на стул у кухонного стола, измученная и раздраженная. Глупо было надеяться управлять фермой в одиночку.

Тетя Кристина заняла кухню, готовясь к завтрашним поминкам. Она протирала поверхности и складывала аккуратными стопками на каждом конце стола бумажные салфетки.

— Ничего не трогай, — предупредила она. — Сейчас найду тебе что-нибудь поесть.

Тетя чуть приоткрыла холодильник и придержала обеими руками сделанные из фольги формы с лазаньей и спагетти, угрожавшие выпасть наружу. Как только в новостях сообщили об аварии, на пороге дома то и дело стали появляться незнакомые мне люди с различными запеканками — в основном это были подруги тети Кристины по церкви.

Она передвинула по столу в мою сторону тарелку с макаронами лингуине в темно-зеленом соусе песто. Я и не подозревала, как проголодалась, пока не положила в рот первую ложку соленой стряпни. Когда желудок стал наполняться едой, я немного воспряла духом, но раны на руках продолжали пульсировать болью.

Тетя Кристина доставала из посудного шкафа кружки и составляла их около кофеварки, а я притянула к себе телефонную книгу, пролистала ее до буквы «Д» и уставилась на первую запись черными чернилами — «Джо Джаред, страусиная ферма Джей-Джея, Юма», сделанную бабушкиным изящным высоким почерком с наклоном вправо. Джо Джаред десятилетиями спал и видел, как бы заполучить наше ранчо: с этими землями он мог бы повысить продуктивность своей фермы на пятьдесят процентов, снизив стоимость доставки товара на основной рынок в Лас-Вегасе. Раз в несколько лет он присылал предложения о покупке, однако бабушка Хелен выбрасывала их, даже не читая. Но, что бы она там ни думала, я не собиралась застревать в пустыне на всю жизнь. У меня был запасной выход.

Однако мысль о том, чтобы продать ранчо, вызывала чувство вины. Если бы бабушка хотела, чтобы ферму продали, а деньги поровну разделили между ее детьми и внуками, она бы упомянула об этом в завещании. Тем не менее она оставила ранчо мне, поскольку я была в состоянии справиться с работой: знала, как обращаться с птицами, и успела достаточно ознакомиться с оформлением счетов, чтобы разобраться в бухгалтерии. Бабушка верила, что я сумею вести семейный бизнес.

Тетя Кристина продолжала суетиться на кухне, расставляя букетиками пластиковые вилки и ложки по кружкам. Одноразовые столовые приборы при этом терлись друг о друга и шуршали.

Я провела пальцем по списку телефонов на странице. Имя Джо Джареда в самом верху выделялось своей аккуратностью. Остальная часть страницы представляла собой размазанные каракули, посвященные моей маме. Первая запись с контактами Лоры Джонс — адрес какой-то дрянной квартирки в Голливуде — была сделана в три строчки синими чернилами; на полях значилось мое имя, а под ним крошечными буквами отчетливо выведен день моего рождения.

Дальше шли карандашные записи, стертые и переписанные столько раз, что в листе образовалась небольшая дырка, и следующий адрес моей матери был указан уже ниже. Здесь пометки тоже несколько раз стирались и обновлялись, так что бумага под ними совсем истончилась. Я даже не знала, не устарел ли еще адрес в Окленде. Обычно мать звонила нам, чтобы сообщить, куда переехала, но порой делала это не сразу. Самым надежным средством связи с ней давно уже был ее мобильный телефон.

— Ты ведь позвонила ей по поводу завтрашнего дня? — спросила тетя, незаметно подойдя сзади.

Я вздрогнула и захлопнула телефонную книгу.

— Да, — ответила я.

Услышав о смерти бабушки, мама погрустнела, но не выразила особого огорчения. Если точнее, то она произнесла: «Вот блин». Потом прилежно записала адрес церкви, где будет проходить поминальная служба, и пообещала приехать. С таким же равнодушием — «ну что ж, все там будем» — относились к случившемуся и остальные, и мне хотелось на всех наорать. Конечно, бабушка Хелен прожила насыщенную событиями жизнь, но ей еще рано было отправляться на тот свет. Она ушла в мир иной, бросив нас всех, но никто, кроме меня, этого не понимал.

Тетя Кристина схватила с кухонного стола свою огромную сумку и перекинула ремень через плечо.

— Я заеду за тобой в десять.